Словно лампадой подсвеченный лист:
Нотные знаки в лучистой оправе…
В свете софитов застыл гитарист:
“Аве Мария”! И выдохнул: аве!
Французский сонет
В вершинах сосен – отголоски лета,
Тропинка мокнет строчкой дневника,
И сладостная русская тоска
Оплачена берёзовой монетой.
А мне напомнят юные рябины
Взрывным vibrato* рыжих шевелюр,
Как май, и желторот, и белокур
Вздымает изумрудные пучины!
Октябрь, твои туманы и печали
С весенней негой разнятся едва ли
Пронизительным сantа́bile** сердец.
Не затеряюсь на свинцовом фоне,
Когда внутри так зелено трезвонит
Настроенный на радость бубенец.
Есть у каждого из нас необъяснимые, неуловимо интуитивные пристрастия – в обыденности, в людях, в искусстве. Одно из таких моих пристрастий – произведения Ивана Бунина.
Как и всякий писатель, Бунин многогранен. Блистательной особенностью его творчества без колебаний назову мастерство литературного портрета…. Сегодня мы не можем похвастаться вниманием к людям. Мы не замечаем огорченного взгляда, внезапной бледности, сцепленных рук, напряженности позы… Мы почти разучились смотреть друг другу в глаза. Мастера прошлого это умели.
Сумрак… вкрадчиво окутало
зелены́м-зелёным,
где ручей звенит минутами
колдовским каноном,
где берёзы под оковами
изумрудной дрёмы,
а тревоги забинтованы
тишиной-истомой…
Не перестаю удивляться простоте и точности языка Бунина. Его рассказ “Косцы” – похож на песню, вернее даже песнь о России.
“Они косили и пели, и весь березовый лес, еще не утративший густоты и свежести, еще полный цветов и запахов, звучно откликался им… Прелесть ее (песни) была в откликах, в звучности березового леса.
Прелесть ее была в том, что никак не была она сама по себе: она была связана со всем, что видели, чувствовали и мы, и они, эти рязанские косцы.