И приснилось мне жаркое красное платье,
Что неладно сидело и много хотело,
Что как ушлая, хитрая жадная сватья,
Мои чувства и ум захватило всецело.

Управляло, влекло вплоть до самозабвенья,
Затуманило зрение грубо-багрово,
Своему подчинило веленью-хотенью,
Превратило в холопов и чувство, и слово.

Я не знала, куда эта муть увлекает,
Мне казалось, что это, наверное, плохо.
И маячило в жарком тумане без края
Тёмно-красное слово дурацкое “похоть”.

Было так, будто я отравилась угаром:
Как позволила платью взбеситься и править?!
Просыпалась, выпутывалась из кошмара,
Что грозит, потеряй я себя в этой яви.

Я – душа, облачённая в тело-покровы,
Уважаю влеченья своих амуниций,
Чту гармонию, душу возьму за основу
и тогда уж природе смогу подчиниться.

Шептала почему-то “dear, touch me”,
проснулась на излёте дикой серны.
Мне этой ночью снился сон прозрачный –
неясный, смутный, хрупкий и неверный.

Мне чудился хрустальный звон бокала…
В стеклянном небе – отзвук силуэта.
Я что-то в полудрёме отпускала,
на что и в яви не найти ответа.

Сквозь дымку штор в лугах мерцали росы…
Манила даль жемчужная зеркал…
Приснился мне прозрачный знак вопроса,
Ответ — неизъяснимо ускользал…

Может, потому что спать легла пораньше?
Или потому что черное достало?
Мне приснился этой ночью сон оранжевый,
Будто кто-то нежный избавлял от жала.

Теплый привкус меда
Был у разговора,
В сером взгляде –
вихри рыжих огоньков.

Расплетались страхов
черные узоры
От таких обычных
очень теплых слов.

Шкуркой мандарина
боль в виске снимала,
Лампа подсветила
апельсинный сок.

Как же это раньше
я не понимала?
Видно, озаренью
тоже есть свой срок.

Только лишь у дружбы
не бывает “поздно”.
С ней не замерзают
от холодных слов.

Ей не помешают
ни звонки, ни слёзы,
Дружба согревает,
Губит любовь?

Солнце улыбнулось
из окна оранжево,
Улыбнулась утру
отдохнув, душа.

Я люблю, как раньше,
я люблю все так же.
Просто боль немножко
у меня прошла.

Я шла по жёлтым лепесткам разлуки,
По жёлтым листьям
(странно, май как будто),
ждала, когда ты мне протянешь руку
и всё ещё надеялась на чудо.

А жёлтая луна светила тускло,
мою обиду высветив в слезе.
ребёнком на руках качала чувство,
давно уже ненужное тебе…

Венком из одуванчиков скрывала
на лбу морщинки горести и боли,
а в памяти насмешливо плясали
чужие строчки – от злорадства, что ли?

Я горький мёд пила из жёлтой чаши,
а ветер рвал наивные одежды.
И только где-то далеко глаза ромашек
дарили мне улыбку и надежду.

В созвездии зелёном есть зелёная планета.
Заоблачным озоном пахнут там трава и ветры

Там тянутся деревья в торжестве зелёной силы
зелёными листами к изумрудному светилу.

Зелёными жемчужинами – росы по утрам,
и звери – все зелёные- пасутся там и сям.

Зелёными лучами омывает виноград
сияющий часами малахитовый закат.

А люди на планете этой сплошь зеленглазы,
глядят светло-приветливо, не хмурые ни разу.

В их бирюзовых домиках – порядок и уют.
Фисташкового чая вам с лимонником нальют,

плеснут в бокал зелёного дурманного вина,
и сразу станет музыка зелёная слышна.

Я вздрогнула, моргая, звон и зелень в голове.
Ну просто я нечаянно заснула в мураве)))

Светил сиренево ночник,
скрипели ставни,
К окну лиловому приник
печальный август.

Мерцал знакомый монитор,
сменилась дата.
Рождался робкий разговор
из строчек чата.

В ночной небесной глубине
звезда сияла
Со звоном на ресницы мне
она упала,

На фиолетовый экран
потом скатилась,
Сапфиром стал простой стакан,
всё изменилось.

И сонм лиловых светляков
кружил неспешно
Он одинокую любовь окутал
нежно.

Конечно это был лишь сон,
счастливый всё же.
Я подарю его тебе —
а вдруг поможет?

Серое небо, серый закат,
Серые капли сегодняшней грусти,
Где-то встречаются, где-то не спят…
Кто-то не слышит… Кто-то не будет…

Как -то не пишется, что-то не спится,
Пальцы бесцельно по кнопкам спешат.
Мечется время, как серая птица,
Мечется раненой птицей душа.

Серая полночь, серое утро.
То был сиреневый глупый обман.
Будто не больно, как будто бы – глупо…
То ли рассвет, то ли туман…

Алой улыбкой цвела моя нежность,
Рдели пурпуром губы твои…
Мы начинали легко и небрежно,
Не ожидая пожара любви.

Ночь полыхнула заревом страсти,
Щёки окрасила в маковый цвет.
Видела я, как свечением счастья
Благословило багровый рассвет.

Было до сладостной дрожи опасно
Плавиться в шёпоте страстных речей!..
Только во сне и является в красном
Счастье любви невозможной твоей.

Чёрные – чёрные веки, пустите!
Дайте взглянуть – может, есть ещё свет?
Птицы, деревья, люди, простите –
нет меня, нет меня. Нет меня! Нет!!!

Чёрное небо насыпало соли –
чёрная соль на доверчивость ран.
Даже не плачу. Не крикну от боли.
Мёртвою хваткой – чёрный обман.

Кто говорил – что бывают цвета?
Это обман. Только чёрный вокруг.
Кто говорил – есть любовь, доброта?
Это обман. Не протягивай рук…

На разноцветном бесстрастное вето.
В чёрном тумане ответа не жди.
Тут для меня под великим запретом
алые ночи, цветные дожди.

Чёрные-черные веки, закройтесь…
Я не хочу видеть алый рассвет…
Птицы, деревья – вы не беспокойтесь…
Нет меня!!! Нет меня! Нет меня. Нет….

Белая палата,
белая постель…
в лунной дымке тает
призрачная дверь.

За окном на ветке
ветер рвет листву.
Белая таблетка
на мою тоску.

Мечутся ресницы,
что за маята…
Норовит присниться
светлая мечта,

как в наряде снежном
кружится земля,
как целует нежно
солнце февраля,

светится белёсо
роща у реки,
и летят на косы
с вишен лепестки…

Молоко из плошки
словно наяву.
Подремлю немножко.
Может, поживу?

Раннее, раннее утро,
Стекла – аквамарин.
Сон в эту пору чуткий
В первых гудках машин.

Синяя тень в ресницах.
Ранний звонок: “Прости”.
Счастья синюю птицу
Я отпустила: лети!

Аквамариновым взмахом
Перечеркнула ночь,
И улетела птаха
Из синей комнаты прочь.

Я синей тушью стала
Скрашивать грусть в глазах.
И улыбаться пыталась,
И не смотреть назад.

Синие буквы-путы:
Врозь. Нелюбовь. Не сбылось.
Синее снилось будто…
Может быть, не спалось?

Серое небо вуалью
поздний закрыло рассвет.
В лужах размешан с печалью
желтый берёзовый цвет.

Сон мой рукой умелою
кистью рисует на шёлке:
Небо – оттенки серого,
роща – оттенки жёлтого.

За пеленой тумана
золотом – чей-то взгляд.
Солью в открытую рану
сыплется листопад.

Серые будни крепко
крутят мечту бинтом.
Росчерком голой ветки:
будет. Придёт. Потом.

Стена перечёркнута тенью от ветки,
в туманную лунность плыву до утра.
Откуда во сне – чёрно-белые клетки,
и движет фигурами чья-то игра?

Охрана у белой стоит королевы,
а чёрная конница мчит напролом.
Вот связка, размен, рокировка налево,
вот пешки за светлым бегут королём.

У рыцаря в белом – настройки защиты,
печалями мается чёрный король.
Мне снится, что жертвы в процессе гамбита
реальную жгучую чувствуют боль.

Что тёмный венец надоел королеве,
терпение белой ладьи – до поры,
горяч офицер и в любви, и во гневе…
Не вижу во сне: кто хозяин игры?

За краем доски – непроглядная смоль, но
шепну игроку, загадавшему шах:
о, не навреди, исключительно больно
фигуркой лежать в равнодушных руках.

Солнце брызнуло в задреманное утро,
Светлым золотом на шторах рисовало,
Блики сыпало на щеки мне, как пудру,
И на струнах полусна играло ало.

Сон держал меня в мерцающих объятьях,
Я на крыльях золотых во сне парила,
А перо в руках писало песню счастья
Сняв мелодию с небесного винила.

Я раскрыла свету чуткие ладони,
Уловив аккорды солнечного гула,
Отвечала им созвучием гармоний…
Я глаза открыла в утро. Я проснулась.

Снилось мне, что было тяжело,
Очень.
Снилось, что пускали в ремесло –
Впрочем,
Чтобы не надеялись сваять,
Сплавить,
Оставалась я сама своя.
Прави

Выполняя заданный урок,
Злобы
Отторгала вкрадчивый глоток,
Пробы
Чистоту правдивую храня.
Чудом
Распылило искрами меня
Людям.

Ювелирной роскошью сверкать –
Скука,
Солнечную выпустила рать.
Руки
Обрели сноровку от людей,
Новью
Стали воплощения идей.
Солью

Истины оттачивала блеск
Гоем.
Обращала светоносный всплеск
Зноем.
Принимали благородный свет
Кожей,
Он прогнать напасти темных бед
Может.

Снилось мне сиреневая стыль –
Поздно.
Посылала я во мраке пыль
Звёздно.
Снилось, был мой изначальный рок
Спрятан.
Не теряет сути – кто-то рёк –
Злато.