Соломка
Там у них – соломенная крыша,
стены из соломы, а в окне
семь ветров ребячливо колышут
золотую рябь на ячмене.
Будто им не ведомы потёмки,
ненадёжный выбрали приют,
стелют на колдобины соломки,
в бурю на соломинке плывут.
Зелен липень
Зе́лен липень, лета маковка –
чудотворный, точно Леля сон!
Лей колосьям яро злато, как
заповеданное Велесом!
У снопов вихры янтарные,
рожаницей рожь повызрела –
вволю велесова дара ей
под венцом у лета издревле.
Преданья старины глубокой
Человек не особенно сведущ
во вчера.
Что случилось в прошедшую среду,
подзабыл.
Повседневность отца или деда –
что игра
с отголосками камня, и следа,
и чернил.
Глубока старина без предела,
дна-то нет.
Утекло, отгорело, истлело –
можешь, чти.
Мы в крови носим, что уцелело –
тень и свет.
Алой ниточкой истина зрела,
как найти?
О минувшем преданий немало –
небылиц?
Но не зря вековые орала
рыли твердь.
Ищем толк на своих перевалах
с тех крупиц,
чтоб во лжи от азов до финала
не истлеть.
Беру правее
На распутье неотступны бури лютые.
Отпущу клубочек: “Коротко ли, длинно ли –
проводи, веди до счастья нитку-линию,” –
и пойду за ним, в железное обутая.
Лунница
Немужского, слабого оберег,
сделай, мастер, лунницу в серебре.
Поначалу пресную и ничью,
лунным светом вволюшку напою.
В полночь выйду из дому налегке
и омою лунницу в роднике,
чтобы силу вещую пробудить.
Талисман согреется на груди,
отведёт злонравие и скандал,
и не буду в юбке я генерал
или чушь бесполая и гибрид –
серебро заветное охранит.
И “свой парень” будет не обо мне,
не с дубиной буду и не в броне.
Люблены, лелеяны – род и кров.
Видно, отблеск Лелиных* то следов.
*Леля – согласно славянской мифологии – одна из трёх лун Земли, разрушенная в борьбе с тёмными и вызвавшая потоп.
Вью
Ой, туманы-растуманы, ледяны ветра,
мне бы сладить оберег – приют житью-бытью –
по былинке, по травинке, от добра добра
вью.
Завиваю ароматы – тёплая ваниль,
кофе, розовое мыло вперекор гнилью.
Зажигаю негасимый в мороке фитиль.
Вью
думы, взоры, разговоры, чаяний поток,
семь несхожих вкупе – сила, ведаю семью.
Путеводной нити завязь для путей-дорог
вью.
Часть меня
Когда невмоготу на маскараде
от лживости короны или рясы,
из недр меня готов явиться прадед
большой знаток людей, личин и масок.
Коляда
Коляда – Бог Молодого Солнца, Бог Зимнего Солнца, рожденный в ночь зимнего солнцеворота, в самую длинную ночь года.
Бога Коляду славяне почитают как Бога Волхвов, принесшего мудрость, воплощение Вышнего Бога, Бога, направляющего людей по дороге Прави.
Турицы
В шестой день января наши древние предки праздновали Турицы.
Тур – сын Велеса и Макоши, покровитель пастухов, гусляров и скоморохов, юношей – будущих воинов и кормильцев семей.
В этот славянский праздник проводился обряд посвящения в мужчины, а также выбирался главный пастух в селенье.
Этот праздник закрывает Велесовы Зимние святки и поэтому все спешат погадать последний раз, что же ждет их в будущем, накрывают богатый стол.
Древнеславянские божества. Морена
Мара-Марушка, хозяюшка-матушка,
Дозволь ныне тя величати.
Приди, мати, да не с горями,
Приди, мати, да не с хворями,
Приди, мати, блага да лепа,
Приди, мати, мягка да добра,
Отрини хлады да мороки,
Отрини напрочь изжившее,
Отрини сглазы-притороки,
Худое яко не бывшее,
Отрини, не возврати,
От стара к нову веди!
Интересны, загадочны, глубоки образы древнеславянских божеств. Вот, к примеру, Морена.
Морена (Мара) – славянская богиня Зимы и Смерти. С именем Морены созвучны слова «мор», «морок», «мрак». Морену боялись и почитали. Особенно на Севере с его долгими лютыми зимами.
Без точки
Звездопадом августа грезила лучина,
Бабка внучке сказывать зачинала чинно,
слово к слову ладила в такт летучим спицам,
колыхалась занавесь розового ситца.
Чародеи, лебеди, кони синеоки –
узелки да петельки, мо́лодцам уроки.
***
Костёр
Облетали минуты с черёмух
в бело-розовом отчем саду,
где струилась лиловая дрёма,
как дурманный настой на меду.
Всё семейство – и русы, и седы –
повече́рять сошлось у костра.
Расцветила неспешность беседы,
воробьино звеня, детвора.
О покосе, о саженцах вишни,
и про купно построенный дом,
о порядках житейских и вышних
говорили – о том и о сём.
У родни четырёх поколений
так похоже синели глаза.
И плыла полусфера вселенной
над лесами и весями за…
Убаюкивал говор отцовский,
вял костёр – облетающий мак…
(Только – не было этого вовсе.
Никогда не случилось. Никак.
Запустение пахнет как ладан
над забытым гнездом родовым.
Над бесцельным цветением сада –
сизым облаком траурный дым.
Поразвеяло род синеглазый
лепестками с весенних ветвей)…
…Этот сон видел прадед под Вязьмой
до смертельной атакой своей.
***
На старом фото прадед, мой ровесник,
в рисунке губ – как будто, отблеск песни,
глаза глядят на мир светло и прямо,
сомнений в силе истины – ни грамма,
отвага в повороте головы…
А я стою с похожими чертами,
ищу каналы связи между нами.
Научишь, прадед, в муторном сегодня
тому, как можно думать всенародно,
безгрешно? Как тогда умели вы.
***
Забросил землю век в дурманный сон,
Забвением-быльём опутал крепко.
Несут ветра полей сиротский стон,
Да запах мёда с одичавших веток…
Всё чудится – под пустошью, томясь,
Побеги от артерий черноземья
Нащупывают прерванную связь
В неистребимой жажде возрожденья.
Ужель не нам от века суждено
Внести раденье в этот цикл солярный –
посеять в залежь новое зерно?
Но что́ посеять? Выросши, оно
Вознаградит ли очищеньем кармы?
Вплетёт ли в цепь надёжное звено?
Достанет
Достанет силы на своей земле
в охотку жить по ходу коловрата –
свободно, самобытно и крылато,
наперекор корысти и хуле.
S – Зело
Из цикла “Пишу по-русски”
Срывало крышу и барьеры,
когда до слёз, когда без меры –
говорили “зело”.
О чём-то, что непостижимо –
звезда, осенний запах дыма –
выводило стило: “зело”.
О том, что безупречно было,
дивились, не жалели пыла,
улыбались светло: “зело!”
О чём не ведали покуда
(не познано, выходит, чудо) –
выводило стило: “зело”.
Повеет древним иногда,
пишу sверь, sло, sело, sвезда…
Травница
На растущей луне о плохом забывается,
и в душе накопившийся плавится снег –
в эти дни хорошо получается Травница –
заповедный заслон, от беды оберег.
Лоскуток выбираю небесно-лазоревый,
пеленаю в него связку трав луговых,
и платком повязав, ворожу с приговорами:
заслони от напастей домашних моих!
Пусть безбедно живётся, и пусть сладко спится им,
не касается тьма ни голов, ни сердец –
оберег пахнет лугом – мелиссой, душицей, и
навевают покой розмарин и чабрец.
Хоть научены всяким сегодня наукам мы,
слышим изредка древний настойчивый зов.
Охраняем дома обережными куклами –
неизведанной силы послами веков.