Хочется снега... Чтоб хлопьями крупными
Кутала ветки метель-рукодельница.
Зимняя нега, тихонечко хрупая,
Белой тропинкою под ноги стелется...
 
Сыплются с неба минуты снежинками,
На горизонте – заря белорозово...
Канет под снегом, как были и жили мы,
Ляжет в страницы стихами и прозою...
 
Хочется чуда, как чая горячего!
Взглядов и губ, опьяненных пыланием,
Сказка под будущим снегом не прячется,
Сказка – кристальная сила желания.

Когда-то наши далёкие мудрые предки изобрели универсальный шифр передачи базовой родовой информации малым детям. Действительно, с какого времени важно закладывать фундамент ума-разума? Конечно, в раннем детстве. Потом космополитические воззрения втолковывать будет уже поздно, база нужна как фундамент.

Читать далее →

Когда душа человека таит зерно пламенного растения — чуда,
сделай ему это чудо, если ты в состоянии.
Новая душа будет у него и новая у тебя”

А. Грин

У истины неясное чело
таит как будто толстое стекло.
Призывы истины порой едва не слышны
под толщей прозы – смутны, неточны.
Обыденность мешает хоть чуть-чуть
Несбыточное дивное вдохнуть.

Есть люди – им не нужен долгий путь
чтобы понять нехитрых истин суть,
вплетенных кем-то в жизненный поток.
Они его читают между строк
житейских незатейливых шагов
и скучной непреложности оков.

Им нужен миг сошествия мечты
на будничную грубость темноты,
чтоб мир пурпурно-алым светом засиял.
Закономерно чудо бытия,
явление реальности на свет,
в которой рамок прозы вовсе нет.

Так сделай чудо в алый цвет зари!
Дари его, искусно сотворив,
из внутреннего света своего.
Тогда “и у тебя и у него”
осуществится новая душа,
попутный свежий ветер предреша.

… а он прыг с окошка и покатился

Русская сказка

Куда, безрассудный, куда?!
Горяч… только это пройдёт.
Все смолоду ищут высот,
гарцуя то вверх, то вперёд,
а там и – узда-борозда.

Куда же ты в сумрак ракит?
Опасен неведомый путь:
петляет ушастая муть,
является серая суть
да рыжая льстиво сквозит.

А морок сплетает круги,
ухабы да нежить вокруг.
А вдруг – припеваешь – а вдруг?!
Влечёт от сусеков и скук –
горяч… Так беги же. Беги!

Лису, за хитрость нелюбимую в лесу,
Досада злая не на шутку одолела,
Уж очень Рыжей популярности хотелось,
Чтоб лес признал ее приятность и красу:

– У нас ведь как: что ни нора – свой рык иль крик.
Мне надобно, чтобы слыть своею в доску,
Освоить голоса да подголоски.
Залезешь в душу, коль скопируешь язык.

Взялась за дело, не спала, не ела всласть,
И в языках отменно преуспела.
Под вечер по гостям лисица смело
Отправилась, чтоб лес завоевать.

Да! Это был концерт! Лиса по-волчьи выла,
Рычала, как медведь, пищала комаром,
Ужом шипела, хрюкала ежом –
С сохатым, как сохатый голосила.

Лесной народ дивился тем речам,
Хоть понимал, да чуял: неспроста
Вертит плутовка кончиком хвоста.
Всяк с неохотой гостью привечал.

К норе Лиса вернулась на закате,
И в тишине родного закулисья
С таким акцентом молвила по-лисьи,
Что разбежались от неё лисята.

Мораль? Чтобы доверия достичь,
С волками не резон по-волчьи выть.
Наполнен всякий истинным величьем,
Чьи речи гармонируют с обличьем.

В некотором царстве, неведомом государстве жили-были люди-не люди, существа-не существа – мастера диковинные. Звались они словокрылами, потому что любили и умели слова тАк сказать-написать, что у слов тех крылышки появлялись. И летали слова далеко и близко, высоко и низко, дорогами разными, путями ясными да потаёнными. Кого из людей крылатое слово коснётся – тот вокруг оглянётся, диву даётся. Да и как не дивиться – дерева-травы сильнее зеленеют, цветики-цветочки словно звёздочки горят, а тайны тайные – сами собой открываются.

Читать далее →

Гляди, гляди, как крепко привязали!
Видать, за дело, хоть и королева.
Тут ей похуже, чем в дворцовой зале,
где оды справа и поклоны слева!

Король доверчив, от любви слепому
не ведомо, как оплетала сетью
да всё молчала, точно тихий омут,
крапивную волшбу творила ведьма.

Вот и помост в погибельном театре,
сыграй благочестивому народу!
Хвала Христу! Благодаренье падре,
что угадал бесовскую породу.

А хворосту – порядочная куча!
Так полыхнёт – жаль, плохо видно снизу.
Вон и палач, кончина неминуча!
За ведьмин грех молись теперь, Элиза!

Гляди, сушняк уже окутан дымом,
и странное крапивное плетенье!
В глазах её … любовь. Непостижимо!
Спасай себя, молись, проси прощенья!

Что это в небе – лебеди как будто?
Костёр померк, увял в потоках света.
Где лебеди – там не бывает худа,
там чистота – надёжная примета!

Укрыли крылья раны и ожоги,
знать, не напрасна ласка лебедина.
Наветы-нарекания убоги,
чиста душой она. Она невинна.

Комар мечтал себя раскрыть –
Свой мир явить вселенною
Пищал, как тоненькую нить
Накручивал нетленную.

Он был возвышен, утончён,
он пах травой полынною,
воображал, как круто он
вознёсся над рутиною.

Он голосил, что было сил…
Но тут взамен признания
Хлопок его остановил,
на пике излияния.

***

Так часто мы себе – услада,
Другим – нелепость и досада.
И к публике не нужен иск,
Коль голос – комариный писк.

По песку, по праху замка прошлого,
Тонкой цепью маленьких следов
Тихо замыкала всё хорошее,
Уходила на душевный зов.

Без короны, прядь трепало вихрями.
Был над ней не властен зла закон.
Благородство невозможно выветрить
Даже у лишившихся корон.

Не отнять манеры без отчаянья,
Прямо спину в горести держать,
Одолеть в дороге неприкаянность,
Цели видеть, что душе под стать.

Посвятить себя тому, что дорого
Осветить собой погоста тьму.
Молчаливо встретить козни ворога,
Вопреки позорному клейму.

И гореть, гореть в крапивном пламени,
За добро на бой пойти посметь.
Осиянной лебединым знаменьем,
Победить завистливую смерть.

Прилетел мотылёк: серебро с голубым –
Потянуло на свет, аромат и тепло
К золотому цветку от неласковых зим,
Где бурьяном и инеем всё поросло.

Пил росу он и мёд, от нектара пьянел,
Стал оттенок крыла, как волна, бирюзов.
И фасеточный взгляд, размывая прицел,
Обратился к лугам на заманчивый зов.

Он бросался в объятья цветов луговых,
Он в лучах и ветрах беззаботно порхал,
Наслаждался весельем сверчковых шумих,
Новизну со звездой подливая в бокал.

Только осень раскинула сети разлук,
Потянулась к крылу ледяная рука.
Равнодушно взирал замерзающий луг,
Как, мерцая, летит серебро с мотылька.

Завивался зловещим параграфом дым,
И остатки тепла отыскав для прыжка,
Заслонил мотылёк – серебро с голубым –
Увядающий свет золотого цветка.

Под покровами лиловой тишины
тени плавали в туманном хрустале,
колыбельно колыхалось на цепях
остановленное время, зрели сны,
опадали на карминовый гранит,
на котором не видать ничьих следов.

Снилось белое… Как будто на стекле
мёрзли капельки твоей-моей любви
и слезинками дрожали на игле,
и была от них Чернавка на сносях,
ожидала, что по осени родит
нам зверушку, избавляя от трудов –

замешалось всяко-разно на крови́,
по живому это чуждое прошлось.
Горевала я, одна в печальной мгле,
опадали лепестки недобрых снов –
то ли время, то ли семя, то ли прах,
то ли луч луны, единственный мой гость –
на гранитных безголосых зеркалах…

Солнце брызнуло в мой сумеречный кров!
Я услышала отрадное: живи!
Поцелуй расцвёл багряным на губах,
и рассыпался хрустальный монолит!
Распуская плен давно плетёных кос,
ты шептал про то, что нет меня милей,
и в лесу, прошитом птицами насквозь,
зрели зёрна наших будущих сынов.

Сон был – морок… слава богу, не сбылось.

Любит, не любит…

Гадание на ромашке

Как на зе́леном лугу близ берёзовой рощи жила-была ромашка, медова серёдка, бе́лы лепестки. Росла ромашка, красну солнышку радовалась, на серебряну луну любовалась, росы-дождики пила, с ветрами беседы водила. А ромашкины лепестки вкруг серёдки рядышком сидели, да вот только согласия промеж ними не было.

Читать далее →

Действующие лица:
Генрих – весьма приятный молодой человек, весельчак и всеобщий любимец
Эмма – кокетливая девушка, гостья в доме Штальбаумов
Мышильда – королева мышей

Читать далее →

“Весь мир – дерьмо! – орал Навозный Жук. –
Глядите: всё гниёт, красуясь лживо!
Вы все гниёте! Ваш цветущий луг
до корешка последнего фальшивый! “

“Весь мир в цвету! – дивился Мотылёк,
над белой вишней весело порхая, –
Прекрасен тайной завязи цветок,
и семенами будущего мая!”

Так и пошло, по-разному весьма.
Жил Мотылёк у красоты внутри,
а Жук Навозный жил среди дерьма.
Куда глядишь, то видится. Смотри…

Зачарованный мраком туч
И отважившийся на риск,
Оторвался от солнца Луч,
Устремился во мрак, вниз.

Только Луч – он и есть луч,
Нрав прямой, а окрас – опал.
Он прошел через мрак туч,
Золотой, на траву упал.

А в траве юный спал росток.
Луч попал, как стрелок, в цель.
От Луча раскрылся Цветок,
И зацвел так, как он умел.

Только Луч – он и есть луч –
Мимолетен, горяч, мил.
Он вернулся во мрак туч,
Как Цветок опалил, забыл.

А Цветок – он и есть цветок.
Доверяясь, из туч пил,
Расцветил каждый лепесток:
Потому что согрет был.

Цвел цветок изо всех сил,
Отогретый своим Лучом.
Потому что тот Луч – был
И остался в Цветке том.