Как происходит явление любого творения?
Оно уже существует — сгустком энергии в информационном поле, замыслом провидения, наитием мироздания… Оно есть где-то на ином уровне, в неведомом и недоступном нам измерении.
Чтобы появиться в мире Яви, творению нужен Творец. Его душа, его способность пропустить это через свой дух и выразить Это на человеческом языке.
Творец — антенна и преобразователь энергии высших смыслов.

«Весь мир – дерьмо! – орал Навозный Жук. –
Глядите: всё гниёт, красуясь лживо!
Вы все гниёте! Ваш цветущий луг
до корешка последнего фальшивый! «

«Весь мир в цвету! – дивился Мотылёк,
над белой вишней весело порхая, –
Прекрасен тайной завязи цветок,
и семенами будущего мая!»

Так и пошло, по-разному весьма.
Жил Мотылёк у красоты внутри,
а Жук Навозный жил среди дерьма.
Куда глядишь, то видится. Смотри…

Зачарованный мраком туч
И отважившийся на риск,
Оторвался от солнца Луч,
Устремился во мрак, вниз.

Только Луч – он и есть луч,
Нрав прямой, а окрас — опал.
Он прошел через мрак туч,
Золотой, на траву упал.

А в траве юный спал росток.
Луч попал, как стрелок, в цель.
От Луча раскрылся Цветок,
И зацвел так, как он умел.

Только Луч – он и есть луч —
Мимолетен, горяч, мил.
Он вернулся во мрак туч,
Как Цветок опалил, забыл.

А Цветок – он и есть цветок.
Доверяясь, из туч пил,
Расцветил каждый лепесток:
Потому что согрет был.

Цвел цветок изо всех сил,
Отогретый своим Лучом.
Потому что тот Луч — был
И остался в Цветке том.

Послушайте, Ваше Высочество!
Совет или, может, прошенье.
В далёкой дали Одиночество
Мечтает о Вашем явленьи.

В стране, что лежит за зеркалом,
Лелеять надежду устала.
Ломала себя, коверкала,
Искала большое в малом.

Она не нашла, разумеется…
Сжигала корон бумагу.
Она до сих пор надеется
На сердце Ваше и шпагу.

Ваш конь белоснежный мается,
Копытами в стойле бьётся.
Ну пусть чудеса случаются!
И пусть она Вас дождётся!

против ветра, против ветра!
чтоб за шиворот да щедро
на крещендо низкой ноте
вопреки упорно против

чтобы выветрило накипь
боль обиды препинаки —
что при штилях набралось
напрочь начисто насквозь

Чутко и бережно делать добро,
так поступить, как себе бы хотел.
Радость от блага другого — ядро
всех называемых добрыми дел.

Нет в мире совершенства
Антуан де Сент Экзюпери

Прошепчу: почаще снись,
Антуана звёздный свет,
где премудрый рыжий Лис
совершенства, скажет, нет,
а финал — не только приз.

Разрешу себе огрех
и уроки не на пять.
Без натаски на успех
и медали «Лучше всех»
легче кажется дышать.

И тогда на взлёт готов
по свои́м изгибам схем,
без дуэлей и фронтов,
без «сегодня ты никто,
повоюешь — станешь всем…»

Разожму-ка я кулак,
забывая о гран-при.
Знаю: любят просто так,
неохочую до драк,
в свете звёзд Экзюпери.

Хочу прожить чистовики
на полном вдохе,
чтоб пахли травами стихи
и ветром — щёки,

минуты с привкусом огня
и непокоя
испить, пока везёт меня
случайный поезд,

и ритм ловить за тактом такт,
слагая скерцо,
и удивленьем, как рюкзак,
наполнить сердце.

Не пропустить ни миг, ни блик,
начало слога.
Распахнут парус-чистовик,
моя дорога.

Угораздило ветром в ребро…
Отсылаю себя на зеро,

нараспашку всего полчаса,
белкой выпрыгну из колеса,

в никуда, где не слышен звездёж,
удостоенный плеска ладош.

Ветер в голову – шало кружи́т –
птицы, ветки-штрихи, этажи,

ореолами вечер лилов,
и уколово – зёрна стихов,

веток тремоло, сон хризантем –
беспроблемово, так – низачем,

бег сыр-бором по синей воде,
ветер – в голову, чтобы… нигде.

не стану стенать поэтично
бичуя приход увядания,

сетовать, ночь холодна,
на диване

истомно поллитра цедить…
омыт жаркий мир правомерной прохладой
палитра полна и размашиста кисть –
вселенского лада отведаю соль
и сладость оттенков и вкусов
круги
разомкну и потешу себя
замедляя шаги…

Солнце на востоке всходит
Коло бродит,
колобродит,
на вихрах янтарь и мёд.
Солнце всходит на востоке,
там у светлого истоки,
вдохновение на взлёт.

Может, потому что спать легла пораньше?

Или потому что черное достало?

Мне приснился этой ночью сон оранжевый,

Будто кто-то нежный избавлял от жала.

Теплый привкус меда

Был у разговора,

В сером взгляде –

вихри рыжих огоньков.

Расплетались страхов

черные узоры

От таких обычных

очень теплых слов.

Шкуркой мандарина

боль в виске снимала,

Лампа подсветила

апельсинный сок.

Как же это раньше

я не понимала?

Видно, озаренью

тоже есть свой срок.

Только лишь у дружбы

не бывает «поздно».

С ней не замерзают

от холодных слов.

Ей не помешают

ни звонки, ни слёзы,

Дружба согревает,

Губит любовь?

Солнце улыбнулось

из окна оранжево,

Улыбнулась утру

отдохнув, душа.

Я люблю, как раньше,

я люблю все так же.

Просто боль немножко

у меня прошла.

Я шла по жёлтым лепесткам разлуки,

По жёлтым листьям

(странно, май как будто),

ждала, когда ты мне протянешь руку

и всё ещё надеялась на чудо.

А жёлтая луна светила тускло,

мою обиду высветив в слезе.

ребёнком на руках качала чувство,

давно уже ненужное тебе…

Венком из одуванчиков скрывала

на лбу морщинки горести и боли,

а в памяти насмешливо плясали

чужие строчки – от злорадства, что ли?

Я горький мёд пила из жёлтой чаши,

а ветер рвал наивные одежды.

И только где-то далеко глаза ромашек

дарили мне улыбку и надежду.

Что для меня – русское?
Солнце. На неярком ситцевом небе, то нежно-медовое, то густо-янтарное, то светло-золотое. Сквозь игривые облака или свинцовые тучи, сквозь зелень ветвей – бликами и зайчиками по травам с белыми, жёлтыми, розовыми, синими цветами. По серой в трещинках колее в мураве через пшеничное поле с васильками и вереницами деревьев по краям. По снежной целине, по веткам в бахроме инея.
Что для меня русское?
Берёзы. Они растут из сердца России, от них светло. Белые крапчатые стволы, плакучие грациозные кроны, листва – то нежно-зелёная, то чистого золота… Неповторимый терпкий берёзовый аромат, кружевные тени и этот миротворный шум, под который так легко думается и спится.
Что для меня русское? Небольшая речка серебристой ниткой через кудрявые ивняки. Озерцо на дне зелёной чаши из кустов и камышей. Родник, чисто и звонко живущий в конце извилистой тропинки. Ласковая прохлада воды, яблочный запах кувшинок, юркие рыбки на светло-жёлтом фоне дна, пляж с крупно-зернистым песком и травяными островками.
Что для меня русское? Старина. Древняя тёмно-бревенчатая изба с потрепанной бурой соломенной крышей. Развалины церквушки из округлых от времени кирпичей и погост неподалёку – холмики, травы, берёзы, редкие плиты тёмного мрамора с вязью печальной надписи через ять. Грубовато-уютная утварь на полке местного музея, кружева и вышивки, прялки, наличники, деревянные игрушки. Роскошное многоцветье гжели, хохломы, палеха, павловопосада… Притягательный аромат старых томов в матерчатых переплётах.
Что для меня русское? Мелодия народного напева, которую мурлыкаешь неосознанно – как будто с нею родилась. Протяжные песни за деревенским столом с окрошкой, блинчиками в сливках и мёдом в сотах. Крик петуха розовой ранью среди зарослей чёрной смородины. Звуки «Осенней песни» из окна музея Чайковского, томик Тургенева на столе Пушкинской библиотеки с кисточкой черёмухи поверх страницы. Дубы Шишкина и берёзы Куинжи. Лебединое озеро – реальное, в глубинке, и – на сцене провинциального театра.
Что для меня русское? Сила. В искусной вязи древних кольчуг, тяжести пушечных ядер, колючей непримиримости противотанковых ежей. В каменных взмахах журавлей на обелисках, согретых пламенем вечного огня.
Что для меня русское? Лица. С мягкими славянскими или явными восточными чертами. Голубоглазые, узкоглазые, с кавказской резкостью или мордовскими скулами, русыми чёлками или смоляными прядями. Лица – полные жизни, тревог и надежд.
Что для меня русское? Простор. Ширь – с полями, лесами и дорогами, крышами и куполами. Горизонт – сизо- зелёной каймой, далеко-далеко впереди – с надеждой, верой. И любовью.

Пришел как-то юноша к старцу седому в пещеру
«Почтенный, наслышан, ты мудростью древней богат.
Поведай мне, есть ли на свете какая-то мера
Добра или зла? Как понять, что есть рай, а что – ад? «

Старик был недвижим на фоне темнеющей сини.
Лишь свет от костра плавил золото мысли в глазах.
«Ты молод и глуп. Ты, подобно голодной скотине,
Прожорлив и падок на зелье, что дарит лоза! «

«Как смеешь ты, старец, хулою чернить человека?!»
И выхвачен меч и во гневе в ладони зажат!
Старик посмотрел на орудие смерти от века:
«Вот это и есть он, тобой вопрошаемый ад».

Опомнился юноша, в ножны упрятавши ярость…
Шагнуть не сумел за пылающий злобою край.
Старик улыбнулся морщинами самую малость
В глаза посмотрел и промолвил: «А это есть рай».