В небе над лесом — свинцовый и алый
киты,
плещут-мерещатся мглистые крылья
фаты.
Сизые ритмы — струятся анданте
холмы,
Сыро-пунктирно по снегу пуанты
зимы.

Ей новобрачно-прозрачно на косы —
вуаль.
Льдинки-дождинки рассыпала осень —
и жаль,
что … не понять, и туман неосознан
окрест.
Было всегда предвенчание слёзно
невест.

Привет.

Не подходи, нет!

Люто связал испуг: этих зеркал

муторна глубина, а вдруг

истина солона чрезмерно?

Читать далее →

Вот и ты, мой лес, что сердцу мил!
Хочется обнять приветным взглядом,
слышать шум твоих роскошных крыл,
и вдыхать зелёную прохладу…

Читать далее →

Думаете, у них большие глаза, чтобы лучше ночью видеть? Неа) Это для того, чтобы мы их лучше понимали. Вот она сидит и смотрит снизу вверх. А получается, что совсем и не снизу. Столько в глазах доверчивости, готовности к контакту и чего-то, что ускользает, не даётся пониманию… что я внимаю, а она — говорит. Читать далее →

Скосила глаза на кончик собственного носа. Вот он, кто бы сомневался. Стоит, пританцовывает в нетерпении, весь из себя мерцающий-манящий-неизвестный. Новогодний праздник. На носу. Ему охота развернуться, состояться, ослепить, осчастливить… Мне тоже этого хочется. Чтобы он состоялся и ослепил. И всем того хочется, культовый праздник, как никак.

Читать далее →

На мёртвой ветке
чернеет ворон.
Осенний вечер.
Басё, перевод К.Бальмонта

Чёрный ворон на ветке, хайдзин Басё
лишь на миг отразились в глазах друг друга.
Птица грелась, когда накрывала вьюга,
вспоминая живинку раскосых глаз…
а поэт сотворил несравненный хайку.
Над Куинджи когда-то кружила чайка
точкой вечности… всё отражает всё.

От ветров молодых в парусах Арго
наполнялся мечтой грот-мунсель Веспуччи.
Болью слёз Ярославны темнели тучи,
что тоской поливают вокруг сейчас.
Скрипы снега и нега кленовой скрипки,
в толчее незнакомых зерно улыбки –
отклик, отблеск, оттенок, печать всего.

Ждём и маемся. Всё отражает нас.

Посмотрю в окно: не уходит, ждёт
Провожатый мой, верный гололёд.

Расстелил к ногам серебро-хрусталь.
Мол, для вас, мадам, ничего не жаль.

Улыбается в предвкушении,
медлю, медлю вся на измене я.

Лёд блестит, маня, искры-звездочки,
узнаёт меня по походочке.

Понесёт меня вдоль красот своих,
утра зимнего позитивный штрих.

Тут не йога, не поза лотоса.
Тело «сальховом», ручки «тодесом».

Раскрывает он мне объятия —
жду тебя, come on — как в осаде я.

Хоть, как птиц лети… без пяти почти.
Тут как ни крути, а пора идти.

Лед блестит, зовет, кочки – вехами.
Здрасте, гололед! Ну, поехали!!!

Вот и первая метель… Заметает смурное осеннее легоньким и непорочно белым.

Ветер упоительно свеж и незлоблив. Он деликатно касается лица снежинками, играет зазевавшимися на уснувших ветках листьями и гладит, гладит обновлённый пейзаж белёсым умиротворением. Еловые эполеты качаются в такт метельного вальса. А красные рябинки зовут то ли за фотоаппарат взяться, то ли домой бежать к чаю с рубинно-сладостной ложечкой смородинового варенья.

Метёт… Это, оказывается, бывает так приятно…

Нерешённость из вышнего мира
эфемерным мерцающим сгустком,
благодатью священного миро —
на листок, развернувшийся с хрустом.

Читать далее →

скажу своё фэ
прогибам-понтам

рождённым во Льве
они пополам

спою свою соль
а может и ре
но только не роль
в хозяйской игре

на вылет крыло
на волю строку
скажу своё сло
но только не ку

Посмотришь — обычная точка.
Не слово, не фраза, не строчка,
На деле она — точка роста
И рог изобилия просто,
Дорога нелёгкая точья,
Подробнее (тут двоеточье).

Читать далее →

На растущей луне о плохом забывается,
и в душе накопившийся плавится снег –
в эти дни хорошо получается Травница –
заповедный заслон, от беды оберег.

Лоскуток выбираю небесно-лазоревый,
пеленаю в него связку трав луговых,
и платком повязав, ворожу с приговорами:
заслони от напастей домашних моих!

Пусть безбедно живётся, и пусть сладко спится им,
не касается тьма ни голов, ни сердец –
оберег пахнет лугом – мелиссой, душицей, и
навевают покой розмарин и чабрец.

Хоть научены всяким сегодня наукам мы,
слышим изредка древний настойчивый зов.
Охраняем дома обережными куклами –
неизведанной силы послами веков.

Когда бы чудом встал из тлена
солдат времён Бородина,
и битва та за сценой сцена
была бы им возрождена,
он смог бы с правом очевидца
наук о прошлом небылицы,
те, что сейчас у нас в чести,
их опровергнув, расплести.
Явился бы монах — иначе
мгновенья те же описал,
своё бы выдал генерал,
добавив грозный рык в придачу…
А мы всё истины хотим,
когда в историю глядим…

Шептала почему-то «dear, touch me»,
проснулась на излёте дикой серны.
Мне этой ночью снился сон прозрачный —
неясный, смутный, хрупкий и неверный.

Мне чудился хрустальный звон бокала…
В стеклянном небе — отзвук силуэта.
Я что-то в полудрёме отпускала,
на что и в яви не найти ответа.

Сквозь дымку штор в лугах мерцали росы…
Манила даль жемчужная зеркал…
Приснился мне прозрачный знак вопроса,
Ответ — неизъяснимо ускользал…