Когда бы чудом встал из тлена
солдат времён Бородина,
и битва та за сценой сцена
была бы им возрождена,
он смог бы с правом очевидца
наук о прошлом небылицы,
те, что сейчас у нас в чести,
их опровергнув, расплести.
Явился бы монах — иначе
мгновенья те же описал,
своё бы выдал генерал,
добавив грозный рык в придачу…
А мы всё истины хотим,
когда в историю глядим…

Словно мухи тут и там…
В.Высоцкий

Эти пернатые, очень пернатые птицы…
Кем снесены и насижены – не разобрать;
рты нараспашку – желают орать и кормиться,
чуть на крыло – и не сыщешь родившую мать.

Часто туманны, тревожны, абсурдны, нелепы –
тем непонятнее их перелётная прыть,
дар овладеть, воцариться и править свирепо –
тьмущая тьма их, пока их готовы вкусить.

Эти пернатые, очень пернатые птахи
слёту с дисплеев творят чудеса и захват –
гнездятся, виснут с ушей, наши охи и ахи
тянут-потянут из нас, вырастая стократ.

О, Сварог, доля Лады плакучая!
Против лада – напасть-злополучие.
Огневицей устройство сварожее,
одержимо враждой, занеможило.

Сгинул сын, утро стемнилось раннее –
матерям на века предсказание.
Непоседа-Перун, очи пламенны,
в Скипер-Змеевом логове каменном.

Пусть богиня, но я – только женщина.
Тишь да гладь изначала замешаны,
кротким ликом светла, нравом ситцева…
Обернусь я от горестей птицей Сва.

Полечу в белый свет да в миры́ ины́,
есть ли отблески, отзвуки сыновы –
бить крылами в неистовом чаяньи,
резать темень призывом отчаянным.

О, ведунья-провидица Макошь, ты –
можешь нитями света и мрака шить
да свивать судьбоносными рунами.
Вызнай, выскажи долю перунову!

Вижу, нити багровое вздыбили
обещанием скорой погибели!
Быть Перуном поверженной бестии,
не уйдёт Скипер-Змей от возмездия!..

… Бьётся всполох во мраке неистово –
сеет свет вековечная птица Сва.

Тень уходящего лета,
плечи загаром одеты
с бледной полоской на коже.
Бронзоволицый, погожий,
пахнет в саду амаретто
день уходящего лета.

В озере там, где помельче,
солнце нежаркое плещет.
В травах медового цвета –
тень уходящего лета.
Нежась в корзинах и вазах,
лето уходит не сразу.
Дремлют на смуглых коленях
тёплые летние тени…

Отпускаю лучи … много-много во всех направлениях,
пусть отыщут ответ гармонично настроенных струн.
Не хочу ни возжечь, ни выискивать свету мишени я,
Не ищу пьедесталов и пустопорожних трибун.

Космос заткан кругом золотыми синтонными связями,
распустив лепестки, зреют звёзды в созвучной сети.
Отпускаю лучи… И летят через мглу мои «ля-фа-ми»…
и трепещет строка, словно завязь, в горячей горсти.

валерий аффтор жжот албански
убица тапком не внапряг
кошак взирает и мурчит во
дурррак

валера ежедневно водит
подружек разных на пленер
коту один он всех дороже
валер

валера ищет маму с папой
по дому пять часов подряд
а мама с папой кур на кашу
доят

карась валера раз пятнадцать
с наживкой выскользнул надысь
жрал червяков и ухмылялся
трудись

кошак валеры потерялся 
везде обшарили и вот
нашёлся кот в душе валеры 
скребёт

не мясо порошок не рыбка
а молоко что от козла
читаю где моя улыбка
сползла

порошкообразно на онегинскую тему

татьяна балом утомленна
и утро в полночь обратя
желает никого не видеть
хотя

как не прикидывайтесь денди
не прыгнуть выше головы
ведь на брегах на свет родились
не вы

мечтала с детства об усадьбе
а привыкаю к шалашу
я там живу чего же боле
пашу

ах боже мой какая скука
и день и ночь курить бамбук
строчу стихи их точно пишут
от скук

что за жестокое мытарство
всю ночь подушку поправлять
не спать рыдать а может женю
послать

Свежо и весело,
и зной медово-лёгок,
диезы ветра в липовых чертогах
зовут помчаться босоного
вприпрыжку до щекотки муравы
по вспышкам солнечных монет,
в охотку
надкусить щавельный лист,
в терцет
вселить дурман жасмина
и тополиные пушинки
в лучах полутонов опала…
Всё – начало,
всё – начало…

Мы смотрим на цветы сверху вниз.
Наклоняемся – уловить аромат, нюансы формы и цвета. Любуемся, но – сверху вниз.
Стоит только глянуть снизу вверх, всё преображается! Будто в другое измерение попадаешь.
Там всё живое раскрыто свету, тянется вверх. Небесный покров не бесстрастен, он светится лаской и защитой.
Там я – не венец природы, я – дитя, малая частица этого цветущего, зреющего, шелестящего, того, чем Земля разговаривает с небесами. Земля и мной обращается к выси, хочет мною что-то сказать мирозданию.
Я тянусь вверх, к свету, безошибочно выбирая направление.
Даже когда тучи думают, что одолели солнце, дожди вбивают науку падений, ветры учат кланяться.
Всё равно – снизу вверх.

Реальностью со вкусом неуюта
Пресытившись до тошноты души,
Хватаюсь за соломинку «как будто»
С упрямой непокорностью левши.

Пренебрегать реалиями вправе,
Я вижу мир, каким он должен быть
И сею образ мысли в лоно яви,
Пряду себя, вытягиваю нить,

Её свиваю с ближними лучами,
Нащупав их на перекрёстках глаз.
Мы не конечны, новые начала,
Заложены грядущим светом в нас!

В лохмотьях мрака мир. Не принимая
Я напророчу светлые одежды.
Чреват декабрь зародышами мая
От доброго усилия надежды.

Реальностью со вкусом неуюта
Пресытившись до тошноты души,
Хватаюсь за соломинку «как будто»
С упрямой непокорностью левши.

Пренебрегать реалиями вправе,
Я вижу мир, каким он должен быть
И сею образ мысли в лоно яви,
Пряду себя, вытягиваю нить,

Её свиваю с ближними лучами,
Нащупав их на перекрёстках глаз.
Мы не конечны, новые начала,
Заложены грядущим светом в нас!

В лохмотьях мрака мир. Не принимая
Я напророчу светлые одежды.
Чреват декабрь зародышами мая
От доброго усилия надежды.

Навытяжку в шкафу лампасы алы,
неугасимо золото погон.
В последний путь уходят генералы –
высокой пробы стойкость и заслон.

С трудом шагая в гору в новом веке,
нажитый груз не скидывая с плеч,
они умели так по-человечьи
вести вперёд, осилить и беречь.

Колышат флаг аккорды лакримозо
залётный тянет по полу сквозняк,
дрожит в стаканах завтрашней угрозой
разлитый на помин души коньяк.

Тик да так.
Шаг да шаг, тяжелей рюкзак.
Но в апреле звенит ивняк –
так и тянет уплыть, истая –
воспарить лепестками мая,
меж черёмух шнырять шмелём,
гладить липы медовым бликом,
разрумянить июнь клубникой,
пить минуты горячим ртом –
самый смак.
 
Тик да так.
Кап да кап по берёзе сок
или это в часах песок –
вон, натикало полбархана.
Знамо дело, не только манна.
Не удержишь его в горсти,
уступая себя трясине...
Но лечу от земли до сини –
из потребы расти, расти
по пути.

Звёздные сполохи – с плеч.
В строй – непривычная стать.
В ножнах на поясе – меч.
С кем или с чем воевать?

Пустошь, не видно конца.
Камень дороги… Идти?
Дым, аромат чабреца…
нет направленья пути.

Пальцы с кольцом » сохрани»,
в сторону – кружево штор.
Веры прозрачная нить
пишет неясный узор.

Чудится пропасть во ржи,
май недоверчивый – юн.
Где-то огни, этажи,
малые зёрнышки рун…

Где-то с картинками том,
рыцарь прекрасный в седле.
Колкие мысли о том –
стынут на синем стекле.

Жемчуг на шее луна
кутает в призрачный свет.
В этой дороге из сна
карты и спутников нет.

Холод ползёт по пятам.
Камень дороги – иди!
Грею свой маленький храм,
руки прижавши к груди.

Ты говоришь, что все уже написано
Об осени, дождях и листопаде,
Что эта рябь на сизых лужах – истина,
И этот всплеск иронии во взгляде,

Жемчужный свет с полынными оттенками —
Обычная банальнейшая серость,
И наша жизнь с туда-сюда ступеньками
По сути – вечно действующий ксерокс.

Но я с долготерпением поэта
Точу по капле камень вновь и вновь.
Уже давно воспета осень – Эта?
Кто описать успел моЮ любовь?

Да, миллионы раз уже смеркалось,
Рождая поэтическую вязь.
Но каждый раз то было – «уникальность
Из уникального, вот здесь и вот сейчас».

Всё сущее не безнадёжно плоско.
Во всём есть свой оттенок и нюанс —
И в этих золотых с берёз обносках,
И в строках, что в который первый раз.

Уберегли бы. Если бы батя после Афгана не съехал с катушек.
Уберегли бы, если бы в хате, не в съёмном бараке, грели бы душу.

Если бы ласкова мама бывала по возвращении с третьей работы,
Если бы в фильмах ножом не играли так, что «геройствовать» было охота.

Уберегли бы, когда обучаясь, были душою ребята согреты.
Иммунитет бы от лжи получали в поисках правды в сетях Интернета.

Не пропитались угрюмою злобой, светлые бы отыскали дороги.
Уберегли бы, умея особо юные души беречь педагоги.

Уберегли бы, когда научили видеть в любви смыслы и благодать.
Чтобы завалы завистливой гнили не вызывали желанье стрелять.

И не пришлось бы молить за невинных – в мареве слёзном светлые нимбы…
Жизней и стен не дымились руины, уберегли бы. Уберегли бы?