Ты говоришь, что все уже написано
Об осени, дождях и листопаде,
Что эта рябь на сизых лужах – истина,
И этот всплеск иронии во взгляде,

Жемчужный свет с полынными оттенками —
Обычная банальнейшая серость,
И наша жизнь с туда-сюда ступеньками
По сути – вечно действующий ксерокс.

Но я с долготерпением поэта
Точу по капле камень вновь и вновь.
Уже давно воспета осень – Эта?
Кто описать успел моЮ любовь?

Да, миллионы раз уже смеркалось,
Рождая поэтическую вязь.
Но каждый раз то было – «уникальность
Из уникального, вот здесь и вот сейчас».

Всё сущее не безнадёжно плоско.
Во всём есть свой оттенок и нюанс —
И в этих золотых с берёз обносках,
И в строках, что в который первый раз.

Уберегли бы. Если бы батя после Афгана не съехал с катушек.
Уберегли бы, если бы в хате, не в съёмном бараке, грели бы душу.

Если бы ласкова мама бывала по возвращении с третьей работы,
Если бы в фильмах ножом не играли так, что «геройствовать» было охота.

Уберегли бы, когда обучаясь, были душою ребята согреты.
Иммунитет бы от лжи получали в поисках правды в сетях Интернета.

Не пропитались угрюмою злобой, светлые бы отыскали дороги.
Уберегли бы, умея особо юные души беречь педагоги.

Уберегли бы, когда научили видеть в любви смыслы и благодать.
Чтобы завалы завистливой гнили не вызывали желанье стрелять.

И не пришлось бы молить за невинных – в мареве слёзном светлые нимбы…
Жизней и стен не дымились руины, уберегли бы. Уберегли бы?

Рассыпалось прошлое в колкое крошево,
горестный тлен.
Не жалея колен, я – в осколки:
вернуть бы, спасти!
Все пути Галатеи
от воли творца – стежки за иголкой,
сердца
вне его рассыпаются в прах,
отпечаток тоски на губах…

Вопреки этой тьме без просвета
придумала вето
стараниям сделать разбитое наше – целым.
Отрезвела.
Раз билось, накрыл дурман –
знать, оно изначально имело изъян.

Крыльями алого стяга
деды украсили май.
Хмурилась глыба Рейхстага,
рос меж камней иван-чай.

Чай в покорёженной кружке
тёплым покоем пьянил,
солью на мирной горбушке –
крохи немеренных сил.

Солнечный зайчик от пряжки
прыгал по буквам «дошли!».
Память горчила из фляжки,
вторили ей журавли,

синь прошивая пунктиром –
ждал отвоёванный дом.
Ландыш сигналил о мире
мягким зелёным мечом.

Не хочу мытариться по миру,
Говоря, что смысла жизни нет.
Я хочу, настраивая лиру,
Не таить в себе душевный свет.

Не хочу бессрочного изгнанья
В собственное эго на замке.
Я хочу гармонии звучанья
И тепла, что от руки к руке.

Знаю, так заложено от века:
Чтобы получился в жизни толк,
Свет от человека к человеку
Поважней, чем в нас живущий волк.

Не хочу ползти к земле поближе
В миг, когда поддержки кто-то ждет.
На лучи добра нас свыше нижут,
Чтобы мы отправились в полёт.

А и скучно тебе, а и тошно-то
Тяжко дышится, белый свет не мил?
Чуждым семенем в землю брошен ты,
вот и чудится, будто мир без крыл.

Я на светлой стороне.
Как дышу, слагаю строки,
Проживаю те уроки,
Что даются свыше мне.

Все, запавшее извне,
Пропускаю через душу.
Создавая, не разрушу.
Я – на светлой стороне.

Разум с верой заодно.
Мысли чередой отправлю,
Свет от Яви и до Прави 
В них, как главное звено.

Разум заодно с былым.
Родниками – речь родная.
Приоткрылась кладовая
Да со смыслом вековым.

Разум с кровью заодно –
Генов родовая память
Льётся в жизненное пламя,
Как багряное вино.

Я с душой наедине.
Я – она и есть, точнее.
Между терний путь виднее:
Я на светлой стороне.

Взгляды стылые чую кожей я —
Непохожая, непохожая.

Непривычная, не по ветру нос,
Не подстроилась — не допетрилось.

На досужий суд ваш — невнятна я,
Раздражающе непонятная.

Угождать бы вам, быть хитрей чуть-чуть.
Не виляется. Быть собой хочу.

А недобрых слов сброшу пятна я.
Бесит слабого — непонятное.

Мы каждый год стараемся итожить,
И друг на друга планы громоздим.
Хотим подняться, смочь и приумножить,
Взлетаем, развиваемся, спешим.

Вода под камень не течет лежачий,
Все так, но вот подумалось о чем:
Когда спешим, горбатимся-ишачим,
И суетимся – мы тогда живем?

Так, как душе мечтается и снится,
Проблемам, директивам вопреки,
Чтоб вкусно и взахлеб из той криницы,
Где забывают клетки и силки?

Чтобы Вчера не висло грузом лишним,
Чтоб Завтра не тревожило ничуть.
Живи минутой, что сочнее вишни,
Живи сейчас и здесь, ты просто будь!

Очарованье каждого мгновенья,
Звучанье яви или краски сна,
И нежности любимых дуновенье,
И каждый вздох, и каждый взгляд – до дна!

Живи Сейчас! В минутах, полных света.
Живи вот здесь, по полной проживи!
Пусть твой корабль плывет с попутным ветром
Под негасимым парусом любви!

Экраны, мужчины… Сенсации, крики,
Призывы, конфликты, дубинки и флаги.
Фальшивых кумиров привычные лики,
Оружие, деньги, бумаги, бумаги…

Уж если кричать – то в атаку вздымаясь,
Да так, чтоб пошли без сомнения следом.
А коль воевать – то до мирного мая,
Да так, чтоб на долгие годы победа.

Уж если погоны – то с честью надеты,
Да так, чтоб чисты, чтобы непогрешимы.
Уж коли знамена – то с именем света,
Да так, чтоб с ясной душою за ними.

Уж если и драться, то за справедливость,
Да так, чтобы было потом неповадно.
Уж если сказать, то в глаза и правдиво,
Да так, чтоб ни капли сомнения в правде.

Уж если запомнить, то памятью светлой,
Да так, чтоб не гасло зажженное пламя,
Так, чтобы былое без тени наветов
Продолжилось бы не словами – делами.

Пусть сердце подстроится в такт метронома,
И кровная память – в строю на параде.
И прадед продолжен в тебе невесомо,
Теперь за тобой – защищать и уладить.

Относясь с любовью к миру, лучше делаешь его,
Запускаешь этим силу вдохновенья своего.

И летят в пространство строки, и посажены цветы,
И исполнены уроки сотворенья красоты.

Нарисовано и спето, взращено, испечено —
С вдохновением поэта в мир запущено оно.

От добра в большом и малом — мыслей, действий и речей —
Мир сияет ясно-алым без потребности в мече.

Если в людях первым делом видеть лучшие черты —
Отыскать сначала белый, а не кляксы черноты,

И в душе поверить свету, как бы тёмной не была —
Станет новым шансом это на меже добра и зла.

Чутко, бережно, не сразу душ лучи соединить,
Соберёт людские пазлы золотая эта нить.

Если солнце – зреет семя, в небо взмоет веток новь.
Для меня настало время на добро и на любовь.

Это видимо мой
предел:
если свист ядовитых
стрел,
не свернуть, не уметь
смолчать —
будто в паспорт души –
печать,
и таранит копьё
назло
осторожности –
тьмы крыло.

Я в полет – ветер рвет оперение,
Я светить – наползает затмение,
Я мечтаю – улыбочки скепсиса,
Расцветаю – мне зависти герпеса.

Только флаги над замком развесила –
На граните – отметины плесени,
Что питается светлыми соками,
И ползет, не пуская к высокому.

Улыбнусь ли я парусу алому –
Пальцем тронут висок: небывалое!
Убеждение связывать узами
Называют ненужными грузами.

Если двигаюсь интуитивно я —
Ярлыком получаю: наивная!
Принимаю лишь истинно верное –
В спину слышится: высокомерная!

У меня не проблемы со зрением:
Есть вокруг мастера отемнения,
Что с глазами живут обречёнными
И на белое скажут, что черное.

На границе меж светом и теменью
Совершают они отемнение
В серой зоне тоски и неверия,
Несмотря, что открыла все двери я.

Я оставлю те двери открытыми,
Но летаю своими орбитами.
Со своими сверяясь светилами,
Заряжаюсь душевными силами.

Мы с тобой заблудились в июне,
не подходят ключи от весны.
Ехать прямо — стена пелены,
а остаться — засесть в накануне.

Накануне по вкусу чудное —
кисло-сладкое, горечь ли, соль?
Поперёк, параллельно ли, вдоль
надо плыть в этом смутном настое?

Не понять — изнутри или сверху
жарко-острое это «вот-вот»…
Но ведь есть тут какой-нибудь брод!
И ведь кто-то мы есть на поверку.

Люди – люди, совсем не ангелы.
Их ломает, корежит жизнь,
кормит вкрадчивыми приманками
и пинает, что лишь держись.

Если ненависть ало затмит глаза,
ногти злобы в ладонь впились,
между против и за выбираю за,
ни к чему обличений хлыст.

В каждом – свет, пусть его нелегко найти.
Я со светом тем заодно.
Люди – люди, и значит, нам по пути
прорастать световым зерном.