Вот взмахнул зелеными крылами
ваш прощальный школьный день.
Светлые улыбки со слезами –
как слегка увядшая сирень.
За окном знакомые березки
тоже, кажется, грустят,
и, наивный, в девичьей прическе –
бант, как десять лет назад.
Повесть детства близится к развязке
песней выпускной весны.
На столе – усталая указка,
Все задачи решены.
Завтра так и манит дальней далью –
солнце, поле, васильки…
Взрослый путь белеет новым файлом,
в нем покуда – ни строки.
Не найти от грусти этой средство,
что-то не вернуть, увы.
По звонку уходит ваше детство
вот и повзрослели вы.
Алое к щекам,
взгляды как стрижи.
Что-то будет Там –
только миражи?..
Время от звонка
стёжку-тропку шьёт,
крылышко-рука
просится в полёт…
Мы каждый год стараемся итожить,
И друг на друга планы громоздим.
Хотим подняться, смочь и приумножить,
Взлетаем, развиваемся, спешим.
Вода под камень не течет лежачий,
Все так, но вот подумалось о чем:
Когда спешим, горбатимся-ишачим,
И суетимся – мы тогда живем?
Так, как душе мечтается и снится,
Проблемам, директивам вопреки,
Чтоб вкусно и взахлеб из той криницы,
Где забывают клетки и силки?
Чтобы Вчера не висло грузом лишним,
Чтоб Завтра не тревожило ничуть.
Живи минутой, что сочнее вишни,
Живи сейчас и здесь, ты просто будь!
Очарованье каждого мгновенья,
Звучанье яви или краски сна,
И нежности любимых дуновенье,
И каждый вздох, и каждый взгляд – до дна!
Живи Сейчас! В минутах, полных света.
Живи вот здесь, по полной проживи!
Пусть твой корабль плывет с попутным ветром
Под негасимым парусом любви!
Мы с тобой заблудились в июне,
не подходят ключи от весны.
Ехать прямо – стена пелены,
а остаться – засесть в накануне.
Накануне по вкусу чудное –
кисло-сладкое, горечь ли, соль?
Поперёк, параллельно ли, вдоль
надо плыть в этом смутном настое?
Не понять – изнутри или сверху
жарко-острое это “вот-вот”…
Но ведь есть тут какой-нибудь брод!
И ведь кто-то мы есть на поверку.
Люди – люди, совсем не ангелы.
Их ломает, корежит жизнь,
кормит вкрадчивыми приманками
и пинает, что лишь держись.
Если ненависть ало затмит глаза,
ногти злобы в ладонь впились,
между против и за выбираю за,
ни к чему обличений хлыст.
В каждом – свет, пусть его нелегко найти.
Я со светом тем заодно.
Люди – люди, и значит, нам по пути
прорастать световым зерном.
горе
хлебать полной ложкой ––
ложку за маму
ложку за папу
ложку
за нерождённого брата
за гнойное чрево весныИ.Чуднова
Полной ложкой – за папу, за маму,
за родню из глубин старины –
пью до капельки маленькой самой
эту жизнь… Продолжают сыны.
Без уныния и без мороки
принимая и горечь, и соль,
одолею в дороге уроки
наваждений, распутий и воль.
Не корысти, не моде в угоду
вдалеке от потёмок-порух,
мой черёд оберечь силу рода,
совершенствуя посолонь дух.
Заглянуть, если там глубина,
подбирая настройки себя –
и отдать, получая сполна,
как себя самого, возлюбя.
Заглянуть, понимая – смешны
примитивные против и за,
и дойти от войны до весны,
посмотрев человеку в глаза.
Звали его, как положено, Миша,
Правда, давно. Или это был сон?
Звуки извне доносились всё тише
В тёмный подвальчик на стыке времён.
Изредка лучик с танцующей пылью
Скальпелем резал заброшенный хлам.
В эти минуты мучительней ныли
Драные лапы и ниточный шрам.
Больно змеились по дрёме разломы,
Помнилось, раньше и он был любим
Девочкой… нежно. Кому не знакомо
Очарованье до боли родным?
Только приходят другие игрушки,
Старым – заслуженный отдых. Подвал.
Била судьба по мохнатой макушке,
Мишка спасался лишь тем, что дремал.
Как-то судьба расшалилась, играя,
Ей пируэты вершить не впервой.
Девочка (девочка?! Нет… то другая)
Мишку нашла: ой, хороший какой!
Новой забавой малышка довольна,
Вообразила больницей диван,
Мишку “лечила”… О, как это больно,
Если до старых касаются ран!
Он от заботы размяк, отогрелся,
Прыгал и звал, улыбаясь, на вальс!
Двигалось ловко мохнатое тельце,
Нежность сияла из бусинок глаз…
Вдруг появилась душистая дама,
Строго внушала: порядок – закон,
Не допускающий лишнего хлама.
Хламом таким по закону был он…
Мишку несли за пришитое ухо,
Он всё не верил, не верил, урчал!
Но без программы душевного слуха
Кто его слышал? И снова – подвал.
Бесперебойно сработала схема
“Лишнее прочь”. Было, будет и впредь –
Темень подвала, где кукольно немо
плачет игрушечный старый медведь.
Юрий Алексеевич, можно, я негромко?
Задушевно хочется с Вами толковать
в час, когда рассветная теплится каёмка –
у Земли задрёманной золотая прядь.
Юрий Алексеевич, шестьдесят – немного
с той минуты яростной вашего броска,
для осознавания ценности дороги
лишь тогда, когда она в сути высока.
Юрий Алексеевич, мир у кнопки спуска,
в суете стяжания тут не до высот.
На переднем крае вы, до микрона – русский,
шансом человечества на благой исход.
Аннушке
Новая чудесно и прекрасно,
Обликом покуда незнакома,
Входишь в этот мир огнеопасный,
Оглашая криком “вот и дома!”
Радуя, волнуя, окрыляя
Острым чувством чародейства жизни –
жаворонок, запевала мая,
дивная несказанность эскиза,
ёмкого и замыслом, и шансом.
Наготове для добра и лиха,
неизбежных, в россыпи нюансов.
А пока лежишь светло и тихо
яблоком под яблоней. Авансом.
Диме
Новоявленный мужчина,
Очень маленький пока –
Восхитительна картина
Обаянья новичка.
Рыжий луч начала марта –
Оберег ему с небес,
Жар и удаль точки старта
Дал ему седой Велес –
Ёжик, лютик, человечек
Носят замысел его,
Наполняя бесконечность,
Отмеряют стук сердечный.
Мальчик! Старт берёт Арго
Утром розовым и млечным.
Когда беснуются стихии,
к живому намертво глухие,
находишь пядь земли под сенью
интуитивно для спасенья.
В ту пору нет желанья ближе,
чем просто выжить. Просто выжить.
Война… она стихия тоже,
бежит мурашками по коже.
Что толку в жалобах и стонах,
раз у войны свои законы?
Что может быть важней помимо
великой тяги быть живыми?
Живыми быть! По-человечьи.
Весна остуду солнцем лечит.
Не лечат хаянье и злоба
от боли смертного озноба.
Как залечить войны нарыв?
Себя живыми сохранив.
Давайте простим друг друга,
Таить зло – здоровью вредно.
Божественная услуга –
Быть к недругам милосердным.
Вам кажется, это глупо?
Давайте грехи отпустим!
Прощение как поступок.
Прощение, как искусство.
Я в полет – ветер рвет оперение,
Я светить – приползает затмение,
Я мечтать – мне ушатами скепсиса,
Я улыбку – мне зависти герпеса.
Люди – люди, совсем не ангелы.
Их ломает, корежит жизнь,
кормит вкрадчивыми приманками
и пинает, что лишь держись.
Если гнев жарко-красным затмит глаза,
ногти злобы в ладонь впились,
между против и за выбираю за,
осужденья забросив хлыст.
В каждом – свет, пусть его нелегко найти.
Я со светом тем заодно.
Люди – люди, и значит, нам по пути
от луча прорасти зерном.
Точка сплетения духа и плоти,
узел энергопотоков вселенной,
ныне и присно вовеки на взлёте
я, человек,
в небо вонзаюсь вопросом-антенной,
чтобы низвергнуться ливнем-ответом,
кануть уйти и остаться нетленным.
Заполучаю порой рикошетом
тёмный прожорливый ген энтропии
в битве извечной меж мраком и светом,
рыскаю в поиске верной тропы и
делаю, делаю, делаю выбор
там, где бессилен и рок и мессия,
но, человек,
первоисточник стихов и ошибок,
вечный искатель наземного рая,
в гору тащу заповедную глыбу,
сею зерном её жду урожая,
мир заплетая сетями улыбок,
неразрешимость любовью решая…
я человек