Бабушка на луговине воевала с козой. Катька разомлела на солнышке и никак не хотела идти пастись на опушку ближнего лесочка.
– Бабуня, она под песенку пойдет! – крикнула ей Руна, поворачивая с луговины, и запела придуманную ею для этих целей «козиную» песню: «Посею лебеду на берегу, мою крупную зеленую».
Снится пустошь. Простая, серовато-зелёная, плоская, с уходящими в неизвестность краями. И ветер. Он, словно мышцами, поигрывает мощными порывами – то толкает в спину, то свистит в ушах, то рвёт мои распущенные волосы и длинное платье из белёсого холста.
Не перестаю удивляться простоте и точности языка Бунина. Его рассказ “Косцы” – похож на песню, вернее даже песнь о России.
“Они косили и пели, и весь березовый лес, еще не утративший густоты и свежести, еще полный цветов и запахов, звучно откликался им… Прелесть ее (песни) была в откликах, в звучности березового леса.
Прелесть ее была в том, что никак не была она сама по себе: она была связана со всем, что видели, чувствовали и мы, и они, эти рязанские косцы.
Хочется солнца! Чтобы горячо – по коже, ласково – на лицо.
Чтобы блаженно купаться в игристом, светло-медовом.
Хочется свежего, сочного, только сорванного.
Тугих стрелок лука с куском посоленного хлеба.
Она запомнилась сухой – от резкого голоса до прямых коротко стриженых волос, вспыльчивой, с пронзительными светлыми глазами. Мы её боялись, поэтому уроки русского языка и литературы проходили в полной тишине.
Гуляла по кленовой аллее.
Серое небо февраля, холодный ветер, ледяная крошка под ногами не располагали к долгой прогулке. Хотела вернуться в тепло, и тут взгляд задержался на людях, обрезающих деревья. Женщины орудовали секаторами, а молчаливый высокий парень с внешностью Гоголя спиливал верхушки клёнов. После их стараний клёны стояли уродливыми обрубками.
Знаю, что скоро они покроются молодыми побегами. Станут пушистыми, нежно-зёлёными. А срезанные старые побеги – длинные, сильные, которые делали деревья такими высокими, увезут и сожгут в какой-нибудь котельной.
Нужно ли так безжалостно срезать старые побеги, раз уж они выросли? Оно, конечно, ясно: деревья молодеют, изменяют форму, всегда аккуратные. Но как же тогда дотянуться до высоты? Как сохранить пышность и роскошь листвы? Глубину и прохладу тени в зной? Обрезанные деревья дарят мало прохлады, они не умеют шелестеть так сладко… Они забыли прошлое. Они с ним распростились. Печально.
Я собрала несколько веток, отнесла домой и поставила в вазу. Даже срезанные, они наполнили помещение свежестью, ароматом и надеждой…
Сегодня я поняла, что устала.
В последнее время я ещё крепилась, держала прямо ледяную спину, гордо подняв голову с пышно взбитыми седыми кудрями. Ещё вчера всласть упивалась студёной гордыней, куражилась, пускала куда попало морозные стрелы, томила белым безмолвием.
Она открыла канал общения, и как обычно ей показалось, что между ней и им протянулась теплая золотистая дорожка. Эта дорожка бывала разной: иногда она мерцала звёздочками, иногда походила на натянутую струну, а бывало – клубилась дурманящим туманом.
– Привет. Я рада слышать твой голос. Как твои дела?
– Привет, отлично.
– Видела, что отлично. Читала твой последний пост в дневнике. Честно, я рада за вас. Тебе хорошо, это главное…
– Не всё что написано, именно так… Я не знаю, хорошо мне или нет…
– Ну, ты уже определись, что же ты хочешь…
– Я к тебе хочу….
– Ах… Что ты говоришь… Ты понимаешь, какую надежду вселяешь в меня?..
– Забудь! Я ничего не говорил. Всё! Оставь меня!
– Постой…
– Отстань от меня! Я не хочу тебя слышать!