Редко попадаем на воздуси мы,
не до эмпирея как-то, но…
голуби на ветке словно бусины,
как в печаль упавшее зерно…
Ни заклятья, ни бумаги
не удержат день вчерашний
Кайбе
Ни заклятья, ни бумаги
не удержат день вчерашний –
нет на то пригодных магий.
По былью по новой – пашня,
семя, колос, жернова…
Было – сплыло, дальше – страшно –
в сей минуте и жива –
досветла бы, не дотла.
Вековая реет Сва –
не затушит света мгла
цвета ворона крыла.
Мелким дождиком умыто
Утро раннее.
У дороги куст ракиты –
пряди рваные.
Вроде куст, а ближе – чудо.
В мысли сонные
он ворвался – как, откуда? –
перезвонами.
Раззвенелся нежным хором
с переливами.
Не замечено такого
Было с ивами.
Перелётной стаи щебет –
грусть осеняя.
Птахи тут уселись перед –
отправлением.
В стылой позолоте кроны
неприметное,
вече перед марафоном
в даль рассветную.
Волочится минута пешком,
за минутой час –
будто ком,
по течению общих трасс и фраз серобетонных –
а я – птица,
испоконно летуча.
Сверху туча –
пытливая линза перед глазом Кого-то,
а внизу – пазлы пламени, пепла и пота –
единицы, нули, нули
на предметном стекле земли…
Предрассветно слепому по-птичьи кричится:
окрыли!
Просторами небесной полинялой акварели,
среди ветров и песен перелётные летели.
Звенела высь хоралами и сольными курлыками,
и, словно перед храмами, светились люди ликами.
Над бронзовым величием сновали многоточия.
Смятенная по-птичьи, я полёт себе пророчила.
А листья перелётными казались и крылатыми,
сновали листья нотами, и грезилось сонатами.
Кленовым жёлтым всполохом рождалось озарение:
что долгое, то коротко. Что вечно – в изменении.
Что дальнее, то близкое, а улетает – верное.
Что верное, то чистое. Да будет так. Наверное…