сама

Донкихотка

Реальностью со вкусом неуюта
Пресытившись до тошноты души,
Хватаюсь за соломинку “как будто”
С упрямой непокорностью левши.

Пренебрегать реалиями вправе,
Я вижу мир, каким он должен быть
И сею образ мысли в лоно яви,
Пряду себя, вытягиваю нить,

Её свиваю с ближними лучами,
Нащупав их на перекрёстках глаз.
Мы не конечны, новые начала,
Заложены грядущим светом в нас!

В лохмотьях мрака мир. Не принимая
Я напророчу светлые одежды.
Чреват декабрь зародышами мая
От доброго усилия надежды.

Реальностью со вкусом неуюта
Пресытившись до тошноты души,
Хватаюсь за соломинку “как будто”
С упрямой непокорностью левши.

Пренебрегать реалиями вправе,
Я вижу мир, каким он должен быть
И сею образ мысли в лоно яви,
Пряду себя, вытягиваю нить,

Её свиваю с ближними лучами,
Нащупав их на перекрёстках глаз.
Мы не конечны, новые начала,
Заложены грядущим светом в нас!

В лохмотьях мрака мир. Не принимая
Я напророчу светлые одежды.
Чреват декабрь зародышами мая
От доброго усилия надежды.

Изъян

Рассыпалось прошлое в колкое крошево,
горестный тлен.
Не жалея колен, я – в осколки:
вернуть бы, спасти!
Все пути Галатеи
от воли творца – стежки за иголкой,
сердца
вне его рассыпаются в прах,
отпечаток тоски на губах…

Вопреки этой тьме без просвета
придумала вето
стараниям сделать разбитое наше – целым.
Отрезвела.
Раз билось, накрыл дурман –
знать, оно изначально имело изъян.

В полёт

Не хочу мытариться по миру,
Говоря, что смысла жизни нет.
Я хочу, настраивая лиру,
Не таить в себе душевный свет.

Не хочу бессрочного изгнанья
В собственное эго на замке.
Я хочу гармонии звучанья
И тепла, что от руки к руке.

Знаю, так заложено от века:
Чтобы получился в жизни толк,
Свет от человека к человеку
Поважней, чем в нас живущий волк.

Не хочу ползти к земле поближе
В миг, когда поддержки кто-то ждет.
На лучи добра нас свыше нижут,
Чтобы мы отправились в полёт.

Я на светлой стороне

Я на светлой стороне.
Как дышу, слагаю строки,
Проживаю те уроки,
Что даются свыше мне.

Все, запавшее извне,
Пропускаю через душу.
Создавая, не разрушу.
Я – на светлой стороне.

Разум с верой заодно.
Мысли чередой отправлю,
Свет от Яви и до Прави 
В них, как главное звено.

Разум заодно с былым.
Родниками – речь родная.
Приоткрылась кладовая
Да со смыслом вековым.

Разум с кровью заодно –
Генов родовая память
Льётся в жизненное пламя,
Как багряное вино.

Я с душой наедине.
Я – она и есть, точнее.
Между терний путь виднее:
Я на светлой стороне.

Непонятная

Взгляды стылые чую кожей я –
Непохожая, непохожая.

Непривычная, не по ветру нос,
Не подстроилась – не допетрилось.

На досужий суд ваш – невнятна я,
Раздражающе непонятная.

Угождать бы вам, быть хитрей чуть-чуть.
Не виляется. Быть собой хочу.

А недобрых слов сброшу пятна я.
Бесит слабого – непонятное.

Кредо

Относясь с любовью к миру, лучше делаешь его,
Запускаешь этим силу вдохновенья своего.

И летят в пространство строки, и посажены цветы,
И исполнены уроки сотворенья красоты.

Нарисовано и спето, взращено, испечено –
С вдохновением поэта в мир запущено оно.

От добра в большом и малом – мыслей, действий и речей –
Мир сияет ясно-алым без потребности в мече.

Если в людях первым делом видеть лучшие черты –
Отыскать сначала белый, а не кляксы черноты,

И в душе поверить свету, как бы тёмной не была –
Станет новым шансом это на меже добра и зла.

Чутко, бережно, не сразу душ лучи соединить,
Соберёт людские пазлы золотая эта нить.

Если солнце – зреет семя, в небо взмоет веток новь.
Для меня настало время на добро и на любовь.

Отемнение

Я в полет – ветер рвет оперение,
Я светить – наползает затмение,
Я мечтаю – улыбочки скепсиса,
Расцветаю – мне зависти герпеса.

Только флаги над замком развесила –
На граните – отметины плесени,
Что питается светлыми соками,
И ползет, не пуская к высокому.

Улыбнусь ли я парусу алому –
Пальцем тронут висок: небывалое!
Убеждение связывать узами
Называют ненужными грузами.

Если двигаюсь интуитивно я –
Ярлыком получаю: наивная!
Принимаю лишь истинно верное –
В спину слышится: высокомерная!

У меня не проблемы со зрением:
Есть вокруг мастера отемнения,
Что с глазами живут обречёнными
И на белое скажут, что черное.

На границе меж светом и теменью
Совершают они отемнение
В серой зоне тоски и неверия,
Несмотря, что открыла все двери я.

Я оставлю те двери открытыми,
Но летаю своими орбитами.
Со своими сверяясь светилами,
Заряжаюсь душевными силами.

Данность

Версии свистят в голове,
неустанны поиски виз.
Есть места, где нет входа в,
есть места без выхода из –

точки без высот и широт,
остаётся только принять
данную тебе эту вот
под ногами малую пядь.

На обочине

Мчалась трассой и – на обочине,
ошарашена, скособочена,
до поры какой-то отсрочена,
мимо общий поток бурлит.

На обочине в неподвижности –
куст цикория, два булыжника,
фантик пыльный, обложка книжная –
мир без цели и без орбит.

Читать далее

То самое чуть-чуть

На зелёном бархате сосны –
реденькое золото берёзы.
В рюмке на поверхности Апсны –
кольца от аккордов Берлиоза.

Стынет не наросшая броня,
тянет пореветь и обниматься.
То живого хочется огня,
то лыжню до снежного румянца.

Отрешённо взглядом утонуть
в гармоничной путанице веток,
уловив то самое чуть-чуть,
что доступно детям и поэтам.

Вечеринка стрекозы

Я устрою вечеринку стрекозы,
потому что… а не знаю почему,
интуиция колдует по всему,
игнорируя причины и азы.

Никого не позову – окно и свет,
незнакомые, наверно, налетят
на ситар и таблу, блюда наугад,
на компанию, а может тет-а-тет.

От лилово-слюдяного ветерок,
мимолётное нечаянное ах
и улыбка на неведомых губах
в лунном свете пары звончатых серёг.

В колее и келье слышится: впусти…
По рутинному – оттенок бирюзы,
по насиженному – промельк стрекозы,
и трепещет небывалое в горсти.

Зелёное чаепитие

Я лила родниковую воду,
напевала беспечно про осень
и не знала, не ведала броду
в золотом своём простоволосье,
в сарафанности синего ситца,
будоражности пульсов и бесов –
несмышлёная жаркая птица
на опушке недетского леса.

Лишь вода закипала предвестьем –
я смородину-мяту бросала,
земляничный румянец невесты
колыхал тихий омут бокала.

Мёд янтарно струился из ложки
на плавучую дольку лимона,
смаковала преснушку по крошке
на крыльце над романом Голонов.

Замерев, ожидала десерта,
и дыханье смятенное молкло:
он пройдёт, полосуя по сердцу
серым взглядом под встрёпанной чёлкой.

На лезвии

Целуя вскользь белёсый лёд,
металл поёт.
За перезвонами конька –
крыло-рука,

одним расплывчатым мазком
там, за бортом –
статичный мир, а я лечу
сродни лучу,

покоем вяжущую сеть
преодолеть,
идти на старт, вершить обряд –
подняться над…

Читать далее