Слово – та же деятельность,
а у нас – более чем где-нибудь.
Блажен тот, кто умеет прочесть его.
Ф.М. Достоевский

Азъ

Отправная точка бытия,
изначальный импульс, Аз есть я.

Читать далее →

Из цикла “Пишу по-русски”

Исход и плод энергии творенья,
материальный плотный мир, планета –
опора, твердь. Питающий источник,
пространство в мире яви человека,
где точка встречи Жизни и нежизни,
где есть контакт, искрящий плодородьем,
из семени рождающая почва.
Обитель, дом и обережный круг,
тобой оберегаемое место,
где ты рождён под солнцем от корней.
Родное лоно, мать-сыра земля.

летают за бугры носимы
их коренить не хочет Русь
мне хватит и одной росины
держусь

31 октября у славян считалось окончанием осени и началом зимы. Говорят, что в ночь между осенью и зимой наши предки проводили Велесову ночь – тихий, таинственный праздник, время перехода от света к долгой тьме.

Читать далее →

Пёрышко, зёрнышко
сей, сей,
слово на полюшко
дней вей!
Горстью по пресному –
со-лью,
пламенно, песенно –
вво-лю!

Строчки былинками –
в рост, в бег.
В пору былины ли
нам, век?
Пёрышко, петельки –
бой, нерв.
Издревле светлые,
нам – вверх!

Что для меня – русское?

Солнце. На неярком ситцевом небе, то нежно-медовое, то густо-янтарное, то светло-золотое. Сквозь игривые облака или свинцовые тучи, сквозь зелень ветвей – бликами и зайчиками по травам с белыми, жёлтыми, розовыми, синими цветами. По серой в трещинках колее в мураве через пшеничное поле с васильками и вереницами деревьев по краям. По снежной целине, по веткам в бахроме инея.

Что для меня русское?

Берёзы. Они растут из сердца России, от них светло. Белые крапчатые стволы, плакучие грациозные кроны, листва – то нежно-зелёная, то чистого золота… Неповторимый терпкий берёзовый аромат, кружевные тени и этот миротворный шум, под который так легко думается и спится.

Что для меня русское? Небольшая речка серебристой ниткой через кудрявые ивняки. Озерцо на дне зелёной чаши из кустов и камышей. Родник, чисто и звонко живущий в конце извилистой тропинки. Ласковая прохлада воды, яблочный запах кувшинок, юркие рыбки на светло-жёлтом фоне дна, пляж с крупно-зернистым песком и травяными островками.

Что для меня русское? Старина. Древняя тёмно-бревенчатая изба с потрепанной бурой соломенной крышей. Развалины церквушки из округлых от времени кирпичей и погост неподалёку – холмики, травы, берёзы, редкие плиты тёмного мрамора с вязью печальной надписи через ять. Грубовато-уютная утварь на полке местного музея, кружева и вышивки, прялки, наличники, деревянные игрушки. Роскошное многоцветье гжели, хохломы, палеха, павловопосада… Притягательный аромат старых томов в матерчатых переплётах.

Что для меня русское? Мелодия народного напева, которую мурлыкаешь неосознанно – как будто с нею родилась. Протяжные песни за деревенским столом с окрошкой, блинчиками в сливках и мёдом в сотах. Крик петуха розовой ранью среди зарослей чёрной смородины. Звуки “Осенней песни” из окна музея Чайковского, томик Тургенева на столе Пушкинской библиотеки с кисточкой черёмухи поверх страницы. Дубы Шишкина и берёзы Куинжи. Лебединое озеро – реальное, в глубинке, и – на сцене провинциального театра.

Что для меня русское? Сила. В искусной вязи древних кольчуг, тяжести пушечных ядер, колючей непримиримости противотанковых ежей. В каменных взмахах журавлей на обелисках, согретых пламенем вечного огня.

Что для меня русское? Лица. С мягкими славянскими или явными восточными чертами. Голубоглазые, узкоглазые, с кавказской резкостью или мордовскими скулами, русыми чёлками или смоляными прядями. Лица – полные жизни, тревог и надежд.

Что для меня русское? Простор. Ширь – с полями, лесами и дорогами, крышами и куполами. Горизонт – сизо- зелёной каймой, далеко-далеко впереди – с надеждой, верой. И любовью.

О, Сварог, доля Лады плакучая!
Против лада – напасть-злополучие.
Огневицей устройство сварожее,
одержимо враждой, занеможило.

Сгинул сын, утро стемнилось раннее –
матерям на века предсказание.
Непоседа-Перун, очи пламенны,
в Скипер-Змеевом логове каменном.

Пусть богиня, но я – только женщина.
Тишь да гладь изначала замешаны,
кротким ликом светла, нравом ситцева…
Обернусь я от горестей птицей Сва.

Полечу в белый свет да в миры́ ины́,
есть ли отблески, отзвуки сыновы –
бить крылами в неистовом чаяньи,
резать темень призывом отчаянным.

О, ведунья-провидица Макошь, ты –
можешь нитями света и мрака шить
да свивать судьбоносными рунами.
Вызнай, выскажи долю перунову!

Вижу, нити багровое вздыбили
обещанием скорой погибели!
Быть Перуном поверженной бестии,
не уйдёт Скипер-Змей от возмездия!..

… Бьётся всполох во мраке неистово –
сеет свет вековечная птица Сва.

ЖаворОнки*, скорей прилетите!
Нам на крыльях весну принесите!
Нам зима холодна надоела,
Все тепло нам назло, она съела.

Солнце-солнышко, друг золотистый!
Повернись, улыбнись нам лучисто!
Светлый день с темной ночью сравнялся.
Позади лютый холод остался!

Выйду, выйду во двор погулять я,
И проталины буду искать я.
Коли сорок проталинок встречу,
Будет радостью дом мой отмечен!

Напеку жаворОнков из теста.
На столе им – почетное место!
Из печи – прямо детским ручонкам,
Пусть отпустят летать жаворОнка.

А один мы съедим понемножку,
И кусочек достанется кошке.
Как забавно и весело это!
Это прадедов наших заветы.

Пусть зима поскорей уберется,
Колесо в небесах повернется!
Равноденствия праздником звонким
От капели под трель жаворОнка!

Оглянусь назад… За моим плечом – отец и мама. Они подарили мне жизнь и отдавали, отдают и отдадут ещё всё своё лучшее, ценное, нужное. Чтобы я могла двигаться дальше, взлететь, может быть, вспыхнуть яркой звездой, сделать этот мир лучше.
Всматриваюсь: за их спинами – мои деды и бабушки, их жизни, полные труда и любви, и заботы.

Читать далее →

Таковы от рождения –
отличаем добро,
посреди отемнения
светоносно нутро.

Если что позагадано,
мы во благо вершим,
сотворённое ладное –
по заботам людским.

Нам опора надёжная –
от наклонности той,
человеку положено
подниматься душой.

Оскудела что-то крона-голова,
шелестят пустое жухлые листы,
семена горючим соком налиты,
я жива как будто… или не жива.

Всё росла по ветру, ветки раскидав,
всё хотела – жарче, выше и вольней!
Только поточило гнилью у корней,
понесло куда-то… или в никуда.

Вот и крутит комом, где ни попадя –
то кому-то колом, где не надобна,
то полыни вкус, то волны ладана,
то ли кто – серьёзно, то ли походя.

Миражи-обманы к чёрту прогоню,
семенами кану, примешь ли, земля?
Никогда не поздно заново, с нуля –
вырастаешь выше, если – на корню.

Моя прапрабабка любила сажать деревья. Бедность и положение батрачки не мешали ей добывать у помещика саженцы элитных деревьев и сажать свой сад. Сад вырос огромным и прекрасным, славился по всей округе яблонями, грушами, сливой и вишнями, зарослями малины и смородины, высоченными тополями и дубами, полянами огромных ромашек и пасекой. А когда ушли на войну муж, сын и зять, сад помогал прапрабабке растить осиротевшего внука, моего деда.

Моя прабабушка – трудяга и оптимистка, проводила на войну мужа и осталась с пятью малыми детьми. Мужа убили под Курском, двое детей не выжили. Прабабушка на всю жизнь сохранила верность памяти своего Вани. Она оставила в памяти дочерей и внуков непреложное трудолюбие, перлы фольклора и фамильную тягу к чистоте.

Моя бабушка была артисткой и певуньей, жизнелюбивой фантазеркой. Это она научила меня первой исполненной на сцене песне – о войне. Она зародила во внучках любовь к рукоделию, русскому многоголосому пению и склонность украшать себя и окружающее пространство.

Моя мама – учитель по призванию и творец по сути. Она учит от души и видит в каждом ученике человека. И первое, чему она учит – любви к родине, делая это удивительно нешаблонно и искренне. Невестой мама ждала отца из армии, со службы на границе, обмениваясь с ним бумажными письмами каждый (!!! ) день. Мама передала по наследству интерес к русской литературе и театру.

А мне довелось писать стихи. Стараюсь выразить в них все, что заложено женщинами моего Рода.

Я надеюсь, что стихи из-под моего пера, посеянные в чьих-то умах и душах, прорастут добром и светом.

Как саженцы из сада моей прапрабабушки.

Окутывая розовой вуалью
забот своих,
и сожалея, что бываешь близко,
не каждый миг,
наитием чудно́го ведовства ли
мне оберег
хотел, чтобы хранить от риска
мой бабий век?

Мерцала россыпь се́ребра и злата
с отливом льда,
сама скользнула в зябкие ладони
ко мне звезда –
печатью вековечно юной Лады –
там лепестки
переплелись, как будто бы заслоном
её руки…

Я смыла след от прежнего чужого
речной волной,
с цепочкой из серебряного звона
всегда со мной
звезда – защита дома… Но багрово
всё чаще жжёт.
О чём-то оберегом раскалённым
сигналит род.

Ты вставала, лишь только ракиты
полусонные тени стелили на млечные росы,
и окошки раскосо
отражали янтарь-малахиты –
обещанием знойного дня.
В дымке алого света
тропкой мимо плетня,
ячменями, хмельными от лета,
ты шагала торопко…

Он встречал! Волновался, шептал
и, исполненный чар,
он лелеял прохладой, белея
повиликой-ромашкой.
Он был – дар,
боль и бремя твоё, и отрада,
родовая замашка, исконное дело,
многолико и сладостно-зрело
огоньками плодовых лампад –
твой Сад.

Мановения тёплой руки –
и любовь, и работа.
Синева из реки, струи песен и пота
подымали побеги. Мгновения
вырастали в часы, закипали апрелями пенно,
а время
соловьиным трелями млело,
и нощно и денно
питало плоды,
матерински хранящие семя –
многоточия завтрашних глав…

Холода и года опускались на плечи.
Догоняя последний посев,
ты ушла, отгорев.
Запустение попусту правило бал –
он-то знал, что он вечен!
Что упрямые почки
брызнут силами нового века,
ты вернёшься – от правнучки дочкой.
Будет август в разгаре,
и зелен у девочки взгляд,
янтари-малахит отразятся в сансаре
обещанием сеянцев, строчек и песен…
В ранней алой завесе шаги прозвучат –
Вечен Сад.

Небылица-пересуда
незаметно, ниоткуда
тихим омутом в стакане
кружит-мутит, кап-кап – канет,
источится и быльём
зарастает – нет её.

Сею были словно травы,
семя были – сила правды.
Ветер носит лаи-хаи.
Быль, от солнца прорастая,
правит боли-нелады,
дарит добрые плоды.