И приснилось мне жаркое красное платье,
Что неладно сидело и много хотело,
Что как ушлая, хитрая жадная сватья,
Мои чувства и ум захватило всецело.
Управляло, влекло вплоть до самозабвенья,
Затуманило зрение грубо-багрово,
Своему подчинило веленью-хотенью,
Превратило в холопов и чувство, и слово.
Я не знала, куда эта муть увлекает,
Мне казалось, что это, наверное, плохо.
И маячило в жарком тумане без края
Тёмно-красное слово дурацкое «похоть».
Было так, будто я отравилась угаром:
Как позволила платью взбеситься и править?!
Просыпалась, выпутывалась из кошмара,
Что грозит, потеряй я себя в этой яви.
Я — душа, облачённая в тело-покровы,
Уважаю влеченья своих амуниций,
Чту гармонию, душу возьму за основу
и тогда уж природе смогу подчиниться.
Что-то стало серенько и длинно.
Колея недель сложилась в круг.
Назначаю Праздник апельсина!
Просто так и непременно вдруг.
Рано утром – музыка латино,
Ванна с ароматом свежей цедры.
В зеркалах понежиться павлинно,
Макияж морковно-рыже-щедрый.
Завтрак? Угадали – апельсины!
Я тебе, ты мне – по яркой дольке.
Радость две имеет половины,
Есть одной – нерадостно нисколько.
циклическая липограмма
…как на белое — белый Пегас
светлоокий слетит, беловлас,
я скользну с мелководья листа,
соль и слово смешаю в устах,
истомлённый, из самых глубин,
заплескается зов лебедин
в несказанные дали лететь,
и силки одолею, и сеть,
о своём нашепчу камышу
и по белому светом пишу…
как на белое… (читаем сначала))
Сыплет, сыплет свыше,
словно манной, снегом
струйками по крыше -
белое на белом.
Лыжи параллелью
прошивают следом
снежную аллею -
белое на белом.
На пустой странице
иноходью-бегом
мой Пегас промчится:
белое на белом.
На постели ночью
тонким оберегом,
лунный зайчик дремлет -
белое на белом.
Это время мандаринов
Вероятно, правит крышей.
Над оранжевой корзиной
Осознала себя рыжей.
То есть рыжею по сути,
По охоте до приколов:
То пародия закрутит,
То взлетит фонтаном норов.
Шептала почему-то «dear, touch me»,
проснулась на излёте дикой серны.
Мне этой ночью снился сон прозрачный —
неясный, смутный, хрупкий и неверный.
Мне чудился хрустальный звон бокала…
В стеклянном небе — отзвук силуэта.
Я что-то в полудрёме отпускала,
на что и в яви не найти ответа.
Сквозь дымку штор в лугах мерцали росы…
Манила даль жемчужная зеркал…
Приснился мне прозрачный знак вопроса,
Ответ — неизъяснимо ускользал…
рань смешала индиго с белым
получилось не очень — серость
я мурлыкала а-капелла
что зиме нипочём не верю
я настырно блеснула сталью
и плеснула лимонно-жёлтым
и танцуя пошла, достала
голубые как море шорты
Когда душа человека таит зерно пламенного растения — чуда,
сделай ему это чудо, если ты в состоянии.
Новая душа будет у него и новая у тебя»
А. Грин
У истины неясное чело
таит как будто толстое стекло.
Призывы истины порой едва не слышны
под толщей прозы — смутны, неточны.
Обыденность мешает хоть чуть-чуть
Несбыточное дивное вдохнуть.
Есть люди – им не нужен долгий путь
чтобы понять нехитрых истин суть,
вплетенных кем-то в жизненный поток.
Они его читают между строк
житейских незатейливых шагов
и скучной непреложности оков.
Им нужен миг сошествия мечты
на будничную грубость темноты,
чтоб мир пурпурно-алым светом засиял.
Закономерно чудо бытия,
явление реальности на свет,
в которой рамок прозы вовсе нет.
Так сделай чудо в алый цвет зари!
Дари его, искусно сотворив,
из внутреннего света своего.
Тогда «и у тебя и у него»
осуществится новая душа,
попутный свежий ветер предреша.
Кааааалинка, калинка, калинка моя…)
Почему — калина? Оттого, что жарко алая в лучах золотой осени? Калить, раскалённый, калёный… В старину гроздья калины в красном углу вешали. Может, потому он и красным назывался?
А ещё былинный Калинов мост. Почему — калинов? Тоже, наверно, от слова «раскалённый. Через мифическую реку Смородину перекинут, из царства живых в царство мёртвых…
Калина лечебная. Кровь останавливает, кашель останавливает. До сих пор помню вкус детства — калина с мёдом от кашля.
Калина красная, калина вызрела… Девичья, женская тема. Калина — в белых весенних цветах, гибкая на ветру, яркая красная среди осенней прохлады. И горькая, и сладкая. И простая, и роскошная. Русская.
Рябина, черемуха, осина, барбарис, бересклет, бузина, гортензия, калина, скумпия, лещина — обожают бордовое)
Осенью, с наступлением прохлады они протестуют — согреваются сами и радуют других всеми оттенками бордового и фиолетового. Химики и биологи скажут, что причиной тому антоциан, окрашивающий листья для их защиты от переохлаждения.
Но мы-то с вами знаем, что деревья те ещё кокетки. Любят наряжаться на фоне золотой осени))
Лист… Лист… Лист… Лист…
Полёт печали.
То вверх, то вниз,
То по спирали…
Осень влетает в комнату студёным ветерком из приоткрытого окна.
Золотыми пальцами касается клавиш…
Наполняет мир чайковской осенней песнью.
Золотые пальцы осени мерцают отблеском сизокрылого неба и слегка потрескивают – заряжены вдохновением увядания.
Осень щедра – вот так, на золотой ладони преподнести в дар Иное. Иное зрение, иной слух, иное понимание сущего.
Светило сонное светило,
Склонялась скромная сирень,
Спросонок сакура сулила
Сквозную солнечную сень.
Струилась синяя стихия —
Сапфиров суетливый сонм.
Слагался стих солярным стилем —
С сознанием сплетая сон.
Соцветьям строк стелился свиток,
Собравши стратосферы свет.
Солисты соловьиной свиты
Слагали свистами сонет.
Осень исходит на серое, чёрное,
капелькой синего – проблески вышние.
Пурпур и золото ве́трами сдёрнуло,
будто бы освободило от лишнего.
Графика росчерка сучьев стремительна,
и ворожит обнажённость гармонией.
Пишет ноябрь для особого зрителя,
что растворяет в печали иронию.
Остро моё — монохромно-небрежное,
росчерки сучьев и капелька синего…
Сладостно тихо в канун белоснежия
в мире графических истин предзимия.
Мне хочется делиться сентябрём.
Мой – светлый и оранжево-гнедой
с арбузами, стихами и дымком,
с оттенком чарования… а твой?
Мне хочется делиться сентябрём.
Испечь к обеду яблочный пирог,
чтоб я и вы сидели за столом,
и каждый о себе сказать бы мог.
Мне поделиться хочется теплом,
надеждой, что у мира будет шанс.
Ведь даже если каждый — о своём,
в итоге получается — у нас
и эта осень, что одна на всех,
засеянный стихами этот лист,
и этот чай с душицей, общий смех,
и… здорово, что вместе собрались.
На свое отражение глядя
в лужах, осень-гулёна
к маскараду мелирует пряди:
золотое с зеленым.
Поредевших аллей анфилады,
крону старого клёна
осень пишет эскиз листопадом —
золотое с зеленым.
Поднимусь, точно штурман фрегата,
я на мостик балкона,
и качает меня до заката
золотое с зеленым.
Листья – клочья от летней афиши,
но полёт окрылённый.
Обнимается тихого тише
золотое с зелёным…