Мы начинали песню в унисон. Синхронно брали дыхание и негромко выпевали:
«Месяц спрятался за рощу,
спят речные берега…»
Берега выплывали из песни, тянулись разнотравьем всех оттенков зелёного, белёсыми шлейфами утреннего тумана.
Казалось, на следующем вдохе вечерние речные запахи и на самом деле вливались прохладной свежестью, и мы, чутко прислушиваясь друг к другу, разводили голоса на три партии:
«Хороши инюньской ночью
сенокосные луга…»
И вот это «хо-о-роши», изумительно распадающееся на втором «о» на три тона, заставляло и нас, и зрителей внутренне замереть и открыться, как открываешься в ночи хору луговых звуков.
«В небе вспыхнула зарница» — звенела я первой партией и видела этот розовый всполох за тёмной излучиной реки.
«Над рекой туман поплыл…» — бархатно вторила Галя.
«И уж время расходиться…» — басила Аля, словно в глубину ныряла.
Мы слитно вздыхали и возвращались в унисон:
«И расстаться нету сил…»
Вчера прогуливались по лугу, вспомнилось. Не так давно и … давно это было, нам было по 18 лет…
Хорошо, что это было.

Спелым яблоком лето упало в траву,
Разметало туманы закатные,
Полинявшую в зной бирюзу-синеву
Залатало дождями-заплатами.

До прозрачности светлой очищена даль,
В ней зеленое смешано с золотом.
И остывшими ветрами веет печаль,
И рябина на нитку наколота.

Астры, в небо нацелив антенн лепестки,
Чутко ловят гармонии звёздные
Гладиолусы подняли зной на штыки
словно стрелки сигналят, что поздно, и

По пустынному пляжу – цепочка следов,
Георгины как вспышки бордовые…
Благодать остающихся летних часов
Растекается каплей медовою.

Вы замечали или нет,
какое лето на просвет?

Янтарно плавится закат,
зелёным золотом горят,

насквозь просвечены, листы,
медовой негой налиты.

Поплыву по солнечной тропинке,
на ресницах брызги зелены́.
Искры счастья где-то в серединке,
будто жеребята-стригуны.

А волна мне ворожит по коже,
пробуждая сладостное ах…
Я и лето сделались похожи,
те же конопушки на щеках.

Полновесным, благосклонным
Яблоком своим имперским,
Как дитя, играешь, август.
Как ладонью, гладишь сердце
Именем своим имперским…
Марина Цветаева

В Храме Августа солнечный свет —
высшей пробы червонное золото —
грациозный вершит пируэт
на пороге осеннего холода.

Привкус свежести теплых ветров
растворился в прозрачности далей,
преломляются строки стихов
в многогранном зеленом кристалле.

В Храме Августа, как на парад —
гладиолусы и георгины,
и возносит в ночи звездопад
до заоблачной личной вершины.

Время медленно мёдом течёт,
облака не спешат на плаву,
и вершится для лета отсчет
стуком яблок, упавших в траву,

Виноградная пёстрая сень,
блюдце пенок от варки варенья,
и задумчиво-лакомый день
моего в этот мир появленья.

Август, будем еще на балу,
говоря между львицами нами!
Причащаюсь к добру и теплу
я в твоем заповеданном храме.

Чтоб реальность суровых вещей
мне искать не мешала ответы,
потому что так много в душе
твоего золотистого света.

Желтый зной стекает каплями
и струится ярым маревом,
виснет под полями шляпными
пеклом саун и солярием.

А в витринах – отражение:
подкопчённая сардинка я.
Ворожу судьбу блаженнее:
стану я… прозрачной льдинкою!

Вот плыву я вся холодная,
пузырьки вокруг щекотные,
минеральная природная
гладит волнами дремотными…

…исхожу прохладной негою…
Ах…и снова в прежней фазе я,
вот и дом, дошла по пеклу я,
как бы, если не фантазия?

Какое лето стоит! Со зноем, ливнями и грозами, с жемчужно-розовыми рассветами и золотистыми закатами. Травы косят уже в третий раз, листва на деревьях по-весеннему свежая, разве что на два тона темнее.

Утро… Иду по тропинке к озеру. Солнце только что проснулось, светит сквозь ветки лип негорячо и нежно, словно растопленным мёдом течёт… Задеваю травинки, роса холодит ноги. Скидываю шлёпки, осторожно вступаю в росистую зелень… Прохлада и какой-то щекотный восторг от прикосновения травы, шероховатой, остывшей за ночь земли.

(…)

На теплых складках утренней постели
Сквозь листья блики солнца зелены…
Плыву к себе из сонной глубины,
Ложусь полутонами акварели

На золотистый лист начала дня…
Оттенок трав у кружевного тюля
Под ветреною ласкою июля,
А солнечные зайчики меня

Осыпали горячими мазками,
Ныряя в волны спутанных волос…
И изумруды на ветвях берез
Нашептывают тайное стихами…

Мы пили лето по глоточкам
Дождей, озер, ветров и зноя.
Мы ели лето по кусочкам
в блаженной ауре покоя.

(…)

Как будто боги чашу бросили-
В кудрявой зелени края…
Спускаюсь тропкой, здравствуй, озеро!
Душой и телом – я твоя.

Ты – изумруд зелёно-солнечный.
Я крошкой – капелькой плыву,
Зашью и радости, и горечи
В твою прозрачную канву.

Со стрекозой сыграю в салочки,
Вдохну кувшинок аромат,
И станут ветрено-русалочьи
Мои движения и взгляд.

И, отдаваясь струям нежности,
Сквозь отраженье облаков
Плыву от берега до свежести
Я вольным стилем – без оков.

Стряхни туман с ресниц и распахни глаза,
Пока ещё роса,
пока ещё роса.

Заботы отпусти и отдохни душой,
Пока ещё свежо.
Пока ещё свежо.

По капле пей коктейль из трав, дождей и лун,
Пока ещё июнь.
Пока ещё июнь.

Минута тишины наполненно-чиста,
Пока ещё мечта.
Пока ещё мечта.

По утрам у солнца – медовый взгляд,
что сквозит через платье у юных лип.
А над липовой кроною – аромат
из зелёного золота, словно нимб.

Прошивают насквозь белоснежные блики
граммофончики нежные у повилики.
Мне почудилось: тонкие их перезвоны
повторились во мне, им ответили клёны,

шелестели: отходчив характер у гроз,
если радость тебя пропитала насквозь.
Если кто-то родной отчуждением скрыт,
золотое тепло через холод сквозит.

На теплой глади утренней постели
Сквозь листья блики солнца зелены…
Плыву к себе из сонной глубины,
Ложусь полутонами акварели

На золотистый лист начала дня…
Оттенок трав у кружевного тюля
Под ветреною ласкою июля…
А солнечные зайчики меня

Осыпали горячими мазками,
Ныряя в волны спутанных волос…
На изумрудном языке берез
Мне утро шепчет тайное стихами…

Свежий ветер фокстрот танцевал,
словно в рай приоткрылся портал.
Разметало тягучую муть,
унесло от меня по чуть-чуть.

(…)

Какое лето стоит! Со зноем, ливнями и грозами, с жемчужно-розовыми рассветами и золотистыми закатами. Травы косят уже в третий раз, листва на деревьях по-весеннему свежая, разве что на два тона темнее.

(…)