Реальностью со вкусом неуюта
Пресытившись до тошноты души,
Хватаюсь за соломинку «как будто»
С упрямой непокорностью левши.

Пренебрегать реалиями вправе,
Я вижу мир, каким он должен быть
И сею образ мысли в лоно яви,
Пряду себя, вытягиваю нить,

Её свиваю с ближними лучами,
Нащупав их на перекрёстках глаз.
Мы не конечны, новые начала,
Заложены грядущим светом в нас!

В лохмотьях мрака мир. Не принимая
Я напророчу светлые одежды.
Чреват декабрь зародышами мая
От доброго усилия надежды.

Реальностью со вкусом неуюта
Пресытившись до тошноты души,
Хватаюсь за соломинку «как будто»
С упрямой непокорностью левши.

Пренебрегать реалиями вправе,
Я вижу мир, каким он должен быть
И сею образ мысли в лоно яви,
Пряду себя, вытягиваю нить,

Её свиваю с ближними лучами,
Нащупав их на перекрёстках глаз.
Мы не конечны, новые начала,
Заложены грядущим светом в нас!

В лохмотьях мрака мир. Не принимая
Я напророчу светлые одежды.
Чреват декабрь зародышами мая
От доброго усилия надежды.

Не хочу мытариться по миру,
Говоря, что смысла жизни нет.
Я хочу, настраивая лиру,
Не таить в себе душевный свет.

Не хочу бессрочного изгнанья
В собственное эго на замке.
Я хочу гармонии звучанья
И тепла, что от руки к руке.

Знаю, так заложено от века:
Чтобы получился в жизни толк,
Свет от человека к человеку
Поважней, чем в нас живущий волк.

Не хочу ползти к земле поближе
В миг, когда поддержки кто-то ждет.
На лучи добра нас свыше нижут,
Чтобы мы отправились в полёт.

Относясь с любовью к миру, лучше делаешь его,
Запускаешь этим силу вдохновенья своего.

И летят в пространство строки, и посажены цветы,
И исполнены уроки сотворенья красоты.

Нарисовано и спето, взращено, испечено —
С вдохновением поэта в мир запущено оно.

От добра в большом и малом — мыслей, действий и речей —
Мир сияет ясно-алым без потребности в мече.

Если в людях первым делом видеть лучшие черты —
Отыскать сначала белый, а не кляксы черноты,

И в душе поверить свету, как бы тёмной не была —
Станет новым шансом это на меже добра и зла.

Чутко, бережно, не сразу душ лучи соединить,
Соберёт людские пазлы золотая эта нить.

Если солнце – зреет семя, в небо взмоет веток новь.
Для меня настало время на добро и на любовь.

Я в полет – ветер рвет оперение,
Я светить – наползает затмение,
Я мечтаю – улыбочки скепсиса,
Расцветаю – мне зависти герпеса.

Только флаги над замком развесила –
На граните – отметины плесени,
Что питается светлыми соками,
И ползет, не пуская к высокому.

Улыбнусь ли я парусу алому –
Пальцем тронут висок: небывалое!
Убеждение связывать узами
Называют ненужными грузами.

Если двигаюсь интуитивно я —
Ярлыком получаю: наивная!
Принимаю лишь истинно верное –
В спину слышится: высокомерная!

У меня не проблемы со зрением:
Есть вокруг мастера отемнения,
Что с глазами живут обречёнными
И на белое скажут, что черное.

На границе меж светом и теменью
Совершают они отемнение
В серой зоне тоски и неверия,
Несмотря, что открыла все двери я.

Я оставлю те двери открытыми,
Но летаю своими орбитами.
Со своими сверяясь светилами,
Заряжаюсь душевными силами.

Версии свистят в голове,
неустанны поиски виз.
Есть места, где нет входа в,
есть места без выхода из –

точки без высот и широт,
остаётся только принять
данную тебе эту вот
под ногами малую пядь.

Юрий Алексеевич, можно, я негромко?
Задушевно хочется с Вами толковать
в час, когда рассветная теплится каёмка –
у Земли задрёманной золотая прядь.

Юрий Алексеевич, шестьдесят – немного
с той минуты яростной вашего броска,
для осознавания ценности дороги
лишь тогда, когда она в сути высока.

Юрий Алексеевич, мир у кнопки спуска,
в суете стяжания тут не до высот.
На переднем крае вы, до микрона – русский,
шансом человечества на благой исход.

На двадцать второй подписаны,
четырежды взмоет занавес.
Вся труппа – и праведник зван,
и бес – у времени за кулисами.

Застыть и пылать, и смолчать,
и спеть в предложенных декорациях –
от холода до овации,
из полымя – в пламя, то сеть – то плеть.

То плен, то полёт в неведомом
купите ли, сотворите ли –
актёры, и мы же зрители,
с провалами и победами,

с молитвой «и ныне, присно и…»
трясинами и стремнинами
за знаками лебедиными…
На 22-ой подписаны.

Улыбаюсь неверности ветреных прядей,
а нежданность успехов и ссадин
интересней фатальных предвестий –
проверено.
Тесты, тексты… предписано, задано –
кем?

(…)

Давай разделим нас на половины –
по моде, отрывая и дробя?
Оранжевый уйдёт от апельсина,
от леса – шум, от клина – журавлиный,
налево – свежесть, вправо – осетрина.
Давай нельзя отделим от себя !

Мы страдивари отберём у скрипки,
отбросит «старый» памятный трамвай,
отдельно будут «юные» и липки,
вершки и корни, золото и рыбки…
Ты будешь улыбаться без улыбки,
я приглашу на без-горячий чай.

Читала свои стихи подопечным студентам. Уговорили-таки. Они далеко не глупы, начитаны, насмотрены, наслушаны. Некоторые вообще умнички.
Слушали стихи с интересом, на многое раскрывали глаза шире, освещались пониманием, кивали, улыбались, задумывались. Потом аплодировали, благодарили.
У нас принято говорить откровенно. Настя сказала: некоторые стихи трудно воспринимать и понимать, сложные очень. (Ну, говорю — умнички). Может стихи были и не сложные. Может просто не очень хорошие, вот и непонятные.
Я про себя хихикнула — это у меня-то — сложные стихи? Как часто получаю по лбу за стихи «в лоб». За прямолинейность, традиционность.
Но дело не во мне, я о другом.

(…)

Моя прапрабабка любила сажать деревья. Бедность и положение батрачки не мешали ей добывать у помещика саженцы элитных деревьев и сажать свой сад. Сад вырос огромным и прекрасным, славился по всей округе яблонями, грушами, сливой и вишнями, зарослями малины и смородины, высоченными тополями и дубами, полянами огромных ромашек и пасекой. А когда ушли на войну муж, сын и зять, сад помогал прапрабабке растить осиротевшего внука, моего деда.
Моя прабабушка — трудяга и оптимистка, проводила на войну мужа и осталась с пятью малыми детьми. Мужа убили под Курском, двое детей не выжили. Прабабушка на всю жизнь сохранила верность памяти своего Вани. Она оставила в памяти дочерей и внуков непреложное трудолюбие, перлы фольклора и фамильную тягу к чистоте.
Моя бабушка была артисткой и певуньей, жизнелюбивой фантазеркой. Это она научила меня первой исполненной на сцене песне – о войне. Она зародила во внучках любовь к рукоделию, русскому многоголосому пению и склонность украшать себя и окружающее пространство.
Моя мама – учитель по призванию и творец по сути. Она учит от души и видит в каждом ученике человека. И первое, чему она учит – любви к родине, делая это удивительно нешаблонно и искренне. Невестой мама ждала отца из армии, со службы на границе, обмениваясь с ним бумажными письмами каждый (!!! ) день. Мама передала по наследству интерес к русской литературе и театру.
А мне довелось писать стихи. Стараюсь выразить в них все, что заложено женщинами моего Рода.
Я надеюсь, что стихи из-под моего пера, посеянные в чьих-то умах и душах, прорастут добром и светом.
Как саженцы из сада моей прапрабабушки.

Есть у каждого из нас необъяснимые, неуловимо интуитивные пристрастия – в обыденности, в людях, в искусстве. Одно из таких моих пристрастий – произведения Ивана Бунина.

Как и всякий писатель, Бунин многогранен. Блистательной особенностью его творчества без колебаний назову мастерство литературного портрета…. Сегодня мы не можем похвастаться вниманием к людям. Мы не замечаем огорченного взгляда, внезапной бледности, сцепленных рук, напряженности позы… Мы почти разучились смотреть друг другу в глаза. Мастера прошлого это умели.

(…)

всего и всех
так много,
так всегда…
дорога так бесконечна,
извечна череда
дерев и вех,
людей — им несть числа…
то жатва, то посев
то угли, то зола…
порядок!
куда мне с малостью моей —
белёсых прядок
шалость,
пружины строк
наивны,
повадка лететь на свет…
но я артачусь,
я — звено порядка,
я значу
не менее планет
и без меня
сансары нет

Странное у нас сегодня…

Тают прежние ценности, не видны ориентиры.

И только чувство, что мы накануне больших перемен,

настойчиво стучится в затаившуюся душу.

И ещё вопрос: ждать? Шагнуть? Но куда?

Мы с тобой заблудились в июне,
не подходят ключи от весны.
Ехать прямо — стена пелены,
а остаться — засесть в накануне.

(…)

Где есть цена — нет места для искусства.
Да, можно взять, с монетами сравнить,
Эквавалентно будто бы, Прокрустом
Являя предприимчивую прыть.

Однако, только купленного нимба
Затеплится величия намёк,
Мы, продавая, что неоценимо,
Себя как солнце прячем в кошелёк.