И приснилось мне жаркое красное платье,
Что неладно сидело и много хотело,
Что как ушлая, хитрая жадная сватья,
Мои чувства и ум захватило всецело.
Управляло, влекло вплоть до самозабвенья,
Затуманило зрение грубо-багрово,
Своему подчинило веленью-хотенью,
Превратило в холопов и чувство, и слово.
Я не знала, куда эта муть увлекает,
Мне казалось, что это, наверное, плохо.
И маячило в жарком тумане без края
Тёмно-красное слово дурацкое “похоть”.
Было так, будто я отравилась угаром:
Как позволила платью взбеситься и править?!
Просыпалась, выпутывалась из кошмара,
Что грозит, потеряй я себя в этой яви.
Я – душа, облачённая в тело-покровы,
Уважаю влеченья своих амуниций,
Чту гармонию, душу возьму за основу
и тогда уж природе смогу подчиниться.
Как часто хочется вернуться
Туда, где было хорошо,
К былому счастью прикоснуться
Своей скучающей душой!
Но проку от такого жеста
Там, где разрушены мосты?
Иль видишь ты иное место,
Иль место то, но ты – не ты.
Думаете, у них большие глаза, чтобы лучше ночью видеть? Неа) Это для того, чтобы мы их лучше понимали. Вот она сидит и смотрит снизу вверх. А получается, что совсем и не снизу. Столько в глазах доверчивости, готовности к контакту и чего-то, что ускользает, не даётся пониманию… что я внимаю, а она – говорит. Читать далее
Посмотришь – обычная точка.
Не слово, не фраза, не строчка,
На деле она – точка роста
И рог изобилия просто,
Дорога нелёгкая точья,
Подробнее (тут двоеточье).
На двадцать второй подписаны,
четырежды взмоет занавес.
Вся труппа – и праведник зван,
и бес – у времени за кулисами.
Застыть и пылать, и смолчать,
и спеть в предложенных декорациях –
от холода до овации,
из полымя – в пламя, то сеть – то плеть.
То плен, то полёт в неведомом
купите ли, сотворите ли –
актёры, и мы же зрители,
с провалами и победами,
с молитвой “и ныне, присно и…”
трясинами и стремнинами
за знаками лебедиными…
На 22-ой подписаны.
Давай разделим нас на половины –
по моде, отрывая и дробя?
Оранжевый уйдёт от апельсина,
от леса – шум, от клина – журавлиный,
налево – свежесть, вправо – осетрина.
Давай нельзя отделим от себя !
Мы страдивари отберём у скрипки,
отбросит “старый” памятный трамвай,
отдельно будут “юные” и липки,
вершки и корни, золото и рыбки…
Ты будешь улыбаться без улыбки,
я приглашу на без-горячий чай.
Читала свои стихи подопечным студентам. Уговорили-таки. Они далеко не глупы, начитаны, насмотрены, наслушаны. Некоторые вообще умнички.
Слушали стихи с интересом, на многое раскрывали глаза шире, освещались пониманием, кивали, улыбались, задумывались. Потом аплодировали, благодарили.
У нас принято говорить откровенно. Настя сказала: некоторые стихи трудно воспринимать и понимать, сложные очень. (Ну, говорю – умнички). Может стихи были и не сложные. Может просто не очень хорошие, вот и непонятные.
Я про себя хихикнула – это у меня-то – сложные стихи? Как часто получаю по лбу за стихи “в лоб”. За прямолинейность, традиционность.
Но дело не во мне, я о другом.
Моя прапрабабка любила сажать деревья. Бедность и положение батрачки не мешали ей добывать у помещика саженцы элитных деревьев и сажать свой сад. Сад вырос огромным и прекрасным, славился по всей округе яблонями, грушами, сливой и вишнями, зарослями малины и смородины, высоченными тополями и дубами, полянами огромных ромашек и пасекой. А когда ушли на войну муж, сын и зять, сад помогал прапрабабке растить осиротевшего внука, моего деда.
Моя прабабушка – трудяга и оптимистка, проводила на войну мужа и осталась с пятью малыми детьми. Мужа убили под Курском, двое детей не выжили. Прабабушка на всю жизнь сохранила верность памяти своего Вани. Она оставила в памяти дочерей и внуков непреложное трудолюбие, перлы фольклора и фамильную тягу к чистоте.
Моя бабушка была артисткой и певуньей, жизнелюбивой фантазеркой. Это она научила меня первой исполненной на сцене песне – о войне. Она зародила во внучках любовь к рукоделию, русскому многоголосому пению и склонность украшать себя и окружающее пространство.
Моя мама – учитель по призванию и творец по сути. Она учит от души и видит в каждом ученике человека. И первое, чему она учит – любви к родине, делая это удивительно нешаблонно и искренне. Невестой мама ждала отца из армии, со службы на границе, обмениваясь с ним бумажными письмами каждый (!!! ) день. Мама передала по наследству интерес к русской литературе и театру.
А мне довелось писать стихи. Стараюсь выразить в них все, что заложено женщинами моего Рода.
Я надеюсь, что стихи из-под моего пера, посеянные в чьих-то умах и душах, прорастут добром и светом.
Как саженцы из сада моей прапрабабушки.
Есть у каждого из нас необъяснимые, неуловимо интуитивные пристрастия – в обыденности, в людях, в искусстве. Одно из таких моих пристрастий – произведения Ивана Бунина.
Как и всякий писатель, Бунин многогранен. Блистательной особенностью его творчества без колебаний назову мастерство литературного портрета…. Сегодня мы не можем похвастаться вниманием к людям. Мы не замечаем огорченного взгляда, внезапной бледности, сцепленных рук, напряженности позы… Мы почти разучились смотреть друг другу в глаза. Мастера прошлого это умели.
Я в полет – ветер рвет оперение,
Я светить – приползает затмение,
Я мечтать – мне ушатами скепсиса,
Я улыбку – мне зависти герпеса.
Только флаги над замком развесила –
На гранит – эпидемия плесени,
Что питается светлыми соками,
И ползет, не пуская к высокому.
Улыбнусь ли я парусу алому –
Пальцем тронут висок: небывалое!
Убеждение связывать узами
Называют ненужными грузами.
Если двигаюсь интуитивно я –
Ярлыком получаю: наивная!
Принимаю лишь истинно верное –
В спину слышится: высокомерная!
У меня не проблемы со зрением:
Есть вокруг мастера отемнения,
Что с глазами живут обречёнными
И на белое скажут, что черное.
На границе меж светом и теменью
Совершают они отемнение
В серой зоне тоски и неверия,
Несмотря, что открыла все двери я.
Я оставлю те двери открытыми,
Но летаю своими орбитами.
Со своими сверяясь светилами,
Заряжаюсь я светлыми силами.
всего и всех
так много,
так всегда…
дорога так бесконечна,
извечна череда
дерев и вех,
людей – им несть числа…
то жатва, то посев
то угли, то зола…
порядок!
куда мне с малостью моей –
белёсых прядок
шалость,
пружины строк
наивны,
повадка лететь на свет…
но я артачусь,
я – звено порядка,
я значу
не менее планет
и без меня
сансары нет
Странное у нас сегодня…
Тают прежние ценности, не видны ориентиры.
И только чувство, что мы накануне больших перемен,
настойчиво стучится в затаившуюся душу.
И ещё вопрос: ждать? Шагнуть? Но куда?
Мы с тобой заблудились в июне,
не подходят ключи от весны.
Ехать прямо – стена пелены,
а остаться – засесть в накануне.
Где есть цена – нет места для искусства.
Да, можно взять, с монетами сравнить,
Эквавалентно будто бы, Прокрустом
Являя предприимчивую прыть.
Однако, только купленного нимба
Затеплится величия намёк,
Мы, продавая, что неоценимо,
Себя как солнце прячем в кошелёк.
Говорят – то ли быль то ли небыль? –
будто в высях веками упорно
белоснежный сражается лебедь
с чёрным.
Сердце пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца,
и весь лес замолчал,
освещенный этим факелом великой любви к людям…
…Они бросились за ним, очарованные.Тогда лес снова зашумел, удивленно качая вершинами,
но его шум был заглушен топотом бегущих людей.
Все бежали быстро и смело,
увлекаемые чудесным зрелищем горящего сердца…
М.Горький
Он рухнул. Сонно хрустнула полянка,
туман накрыл безвыходно-седой,
кровавые клочки агапе Данко
тускнели сизо-огненной золой.