Мы выступали последним номером. Зрительный зал, наискосок пронизанный солнцем, был полон запахом сирени и весенней радостью. Как, наверно, тогда…
Зрители первых рядов утомлённо сияли, позванивали орденами и медалями и ярко алели подаренными гвоздиками. На задних рядах – белоснежно-капроновый разлив бантов школоты, похожий на цветущий вишенник.
В школе шёл концерт для ветеранов войны.
Облетали минуты с черёмух
в бело-розовом отчем саду,
где струилась лиловая дрёма,
как дурманный настой на меду.
Всё семейство – и русы, и седы –
повече́рять сошлось у костра.
Расцветила неспешность беседы,
воробьино звеня, детвора.
О покосе, о саженцах вишни,
и про купно построенный дом,
о порядках житейских и вышних
говорили – о том и о сём.
У родни четырёх поколений
так похоже синели глаза.
И плыла полусфера вселенной
над лесами и весями за…
Убаюкивал говор отцовский,
вял костёр – облетающий мак…
(Только – не было этого вовсе.
Никогда не случилось. Никак.
Запустение пахнет как ладан
над забытым гнездом родовым.
Над бесцельным цветением сада –
сизым облаком траурный дым.
Поразвеяло род синеглазый
лепестками с весенних ветвей)…
…Этот сон видел прадед под Вязьмой
до смертельной атакой своей.
***
На старом фото прадед, мой ровесник,
в рисунке губ – как будто, отблеск песни,
глаза глядят на мир светло и прямо,
сомнений в силе истины – ни грамма,
отвага в повороте головы…
А я стою с похожими чертами,
ищу каналы связи между нами.
Научишь, прадед, в муторном сегодня
тому, как можно думать всенародно,
безгрешно? Как тогда умели вы.
***
Забросил землю век в дурманный сон,
Забвением-быльём опутал крепко.
Несут ветра полей сиротский стон,
Да запах мёда с одичавших веток…
Всё чудится – под пустошью, томясь,
Побеги от артерий черноземья
Нащупывают прерванную связь
В неистребимой жажде возрожденья.
Ужель не нам от века суждено
Внести раденье в этот цикл солярный –
посеять в залежь новое зерно?
Но что́ посеять? Выросши, оно
Вознаградит ли очищеньем кармы?
Вплетёт ли в цепь надёжное звено?
Когда беснуются стихии,
к живому намертво глухие,
находишь пядь земли под сенью
интуитивно для спасенья.
В ту пору нет желанья ближе,
чем просто выжить. Просто выжить.
Война… она стихия тоже,
бежит мурашками по коже.
Что толку в жалобах и стонах,
раз у войны свои законы?
Что может быть важней помимо
великой тяги быть живыми?
Живыми быть! По-человечьи.
Весна остуду солнцем лечит.
Не лечат хаянье и злоба
от боли смертного озноба.
Как залечить войны нарыв?
Себя живыми сохранив.
Мы сегодня другие, не просто мы:
мы припомним, как это - за правду в бой.
Проживём этот день посреди весны,
Приподнявшись на цыпочки над собой.
На экране - парад, мы накроем стол,
чтоб картошка в мундире, и хлеб, и соль,
чтобы ломтики сала, и "грамм по сто" -
Это будет всерьёз, и не будет роль.
Мы все вместе пройдём, как бессмертный полк,
будем рядом идти - прадед мой и я.
Не про нас "человек человеку волк",
а про нас, что "начало начал - семья".
Будет синим платочком нам небосвод,
и солдаты священной былой войны,
глядя сверху, увидят: идёт народ,
приподнявшись душой посреди весны.
Журавлиными стаями в памяти деды,
на душе неуютно от чувства вины:
как случилось, что День всенародной Победы
кто-то стал называть пропагандой войны?
От какого ума происходят стенанья,
что Победа – не праздник от радости жить?
Кто желает святую минуту молчанья
умолчанием правых побед заменить?
На старом фото прадед, мой ровесник,
в рисунке губ – как будто, отблеск песни,
глаза глядят на мир светло и прямо,
сомнений в силе истины – ни грамма,
отвага в повороте головы…
А я стою с похожими чертами,
ищу каналы связи между нами.
Научишь, прадед, в муторном сегодня
тому, как можно думать всенародно,
безгрешно? Как тогда умели вы.
Сон ли что ли? Незабудки,
в поле боли летят утки,
следом замять, стынь в июле...
верно, память о бабуле.
Читать далее
“Всё дальше в ковыльные степи,
огни затаились в дымах.
Иданфирс, фатален твой крах,
зачем же свой заячий страх,
петляя, уносишь, нелепый?
О Дарии сложатся мифы,
а ты не минуешь стыда.
Иди и сражайся, чудак!
Позор, до сих пор никогда
от боя не бегали скифы!” –
Памяти Михаила Корчагина
Глазам не верю – вот наш сад! Дошёл.
Хмелею – белорозовая радость.
Я и забыл как это хорошо,
когда идти-шагать уже не надо.
Кого-то майским пафосом достало,
ругать войну – особенная прыть…
А ветеранов так осталось мало!
Уйдут они – и празднику не быть?
Говорят, День Победы, мол, неактуально.
Говорят, новый век новый тон задаёт.
Жить без Памяти можно, и в общем, нормально,
Что забудет войну, наконец-то, народ.
Недовольство становится модным:
“День Победы сегодня не тот!
Пропаганда верхушке угодна!
Меньше пафоса, ты, патриот!
Мы сегодня другие, не просто мы:
мы припомним, как это – за правду в бой.
Проживём этот день посреди весны,
Приподнявшись на цыпочки над собой.
Распахнут ветрам бело-розовый мир,
гудит горизонт обертонами грома.
Как строчкой, весну прошивает пунктир:
трассирует в прошлое стук метронома.
Облетали минуты с черёмух
в бело-розовом отчем саду,
где струилась лиловая дрёма,
как дурманный настой на меду.
Всё семейство – и русы, и седы –
повече́рять сошлось у костра.
Расцветила неспешность беседы,
воробьино звеня, детвора. Читать далее