Только глаза открыла –
вижу твоё «привет»…
Что за дела? Ты – вето.
Я же теперь бескрыла.

Толку в луче меж нами?
Только болит сильней.
Он никого не греет
в этом разбитом храме.

Или тебя не знаю?
Ты и не ждёшь ответа…
Что же пишу «привет»,
в угли ступив босая?

На кусочки рассыпалось прошлое,
на осколочки и лоскутки.
Я коленями – в адово крошево,
в неизбывном дурмане тоски.

Не сложить, не увидеть прежнее
в мешанине солёной смальты.
Ускоряется центробежное
и осколками ранит пальцы.

(…)

На дальнем плане - роща - чуть размыто,
скользящий фокус - серый автобан.
На этот фон из мысленного сита -
прощанье взглядом, горечь (крупный план).
  (...)

Я бездумно бросалась в пропасть,
Наступала на грабли вновь.
По опасным гуляла тропам,
И колени сбивала в кровь.
 
Я жила вопреки и слепо,
Замки строила на песке,
Безрассудно была нелепой,
Беспробудно была в тоске.
 
Синяков давно не считала
От ударов несбыточных снов.
На руках, как дитя, качала
Загипсованную любовь.
 
Миражам доверяла с рвением..
Из иллюзий построила мир.
Отвечала на боль терпением,
Если он по больному бил.
 
Неразумно, неправильно, глупо...
Может быть... И увы. Ну и что?
Шишки можно назвать наукой,
А невзгоды назвать – шапито.
 
И любить – вопреки, и верить:
Есть развязка у бед и пут,
И откроются нужные двери.
Синяки? Синяки пройдут.

Абсолютная тьма — нелепость,
Только болью затопит сердце,
Каждый раз открывает небо
Вслед закрытой другую дверцу.

(…)

С болью нельзя жить
Боль — ещё тот яд.
Вон над тобой нить —
чик — и ступай в ад?

(…)

Вам больно жить? Как жжет Любовь,
и режет Ревность – нож по нервам,
и душу рвет реальность снов,
неумолимость жизни-зебры!

(…)

Бейте до крови. Бейте до стона.
Бейте, без жалости, без состраданья.
Слезы и боль собираете данью
С неозверевших и с окрыленных.

Алым по коже – свистящею плетью.
Чтобы в глазах затуманились звезды,
Чтобы растаяли свечи и грезы —
Право имеете. Бейте же. Бейте!

Надо ли сдерживать силу размаха?
В сердце остатки тепла задушите.
Вы же в партере единственный зритель
Этого вашего личного страха.

Нет, я не пас и всё ещё ползу
по тёмному, построчно, словно титры.
Я в слёзную впаяла железу
упрямый вызов вечному арбитру.

(…)

Готово. Пустота накрыла бледной пудрой.
Бессмысленно посметь и стыдно пожелать.
Изнаночно-иной, встречает мир абсурда
Пучиной потолка. Не состоялась мать.

(…)

Сковало так… до ледяного хруста,
светло, а мрак.
Опоры вдрызг, и врассыпную чувства,
да как же так?

(…)

Сон ли что ли? Незабудки,
в поле боли летят утки,
 
следом замять, стынь в июле...
верно, память о бабуле.

 (...)

Хорошо, что метель, пусть!
Пастельно бело́ и больно не так –
Скрылся путь –
залило́
суровым сухим молоком,
мрак…
в горле ком,
не продохнуть…
Шаг… ещё шаг… Пусть!
Точка! Сонмище точек – их
сотнями здесь, таких, снежно-сухих.
Из них – стелется чистый лист – мили.
И свист – навылет.
Прочь!
Точки следов,
всю ночь –
от нежности тёплых пут.
Там, за спиной – не мне кров.
По снежности след, след,
наново шьёт строка
скорых апрелей свет,
а пока
пишет метель-кнут
белый этюд, грусть…
Пусть.