Ты говоришь, что все уже написано
Об осени, дождях и листопаде,
Что эта рябь на сизых лужах – истина,
И этот всплеск иронии во взгляде,
Жемчужный свет с полынными оттенками —
Обычная банальнейшая серость,
И наша жизнь с туда-сюда ступеньками
По сути – вечно действующий ксерокс.
Но я с долготерпением поэта
Точу по капле камень вновь и вновь.
Уже давно воспета осень – Эта?
Кто описать успел моЮ любовь?
Да, миллионы раз уже смеркалось,
Рождая поэтическую вязь.
Но каждый раз то было – «уникальность
Из уникального, вот здесь и вот сейчас».
Всё сущее не безнадёжно плоско.
Во всём есть свой оттенок и нюанс —
И в этих золотых с берёз обносках,
И в строках, что в который первый раз.
Пёрышко, зёрнышко
сей, сей,
слово на полюшко
дней вей!
Горстью по пресному –
со-лью,
пламенно, песенно –
вво-лю!
Строчки былинками –
в рост, в бег.
В пору былины ли
нам, век?
Пёрышко, петельки –
бой, нерв.
Издревле светлые,
нам – вверх!
Читала свои стихи подопечным студентам. Уговорили-таки. Они далеко не глупы, начитаны, насмотрены, наслушаны. Некоторые вообще умнички.
Слушали стихи с интересом, на многое раскрывали глаза шире, освещались пониманием, кивали, улыбались, задумывались. Потом аплодировали, благодарили.
У нас принято говорить откровенно. Настя сказала: некоторые стихи трудно воспринимать и понимать, сложные очень. (Ну, говорю — умнички). Может стихи были и не сложные. Может просто не очень хорошие, вот и непонятные.
Я про себя хихикнула — это у меня-то — сложные стихи? Как часто получаю по лбу за стихи «в лоб». За прямолинейность, традиционность.
Но дело не во мне, я о другом.
Напоено́ перо огнём творения. На нём,
на самом острие, сиреневым,
весенней каплей – будущее слово.
На ветрах и взглядах
зябнет, привычно-ново.
В начале ряда
ясноликих букв
перо выводит Аз:
остро́, на белом – суть моя:
Аз есть Я.
Упруг раскрытый лист,
а путь скалист,
там дальше – веди, рецы –
творения пылца…
И сердце, сбоя́,
расплавит олово мозгов.
Таков удел творца
от Прави – Аз есть Я.
Судьба — то крыло, то копьё —
В ответ нарисую границу:
Есть что-то настолько моё,
Что этим нельзя поделиться —
Терцина
Окину взглядом стих от головы до пят —
созвучно ли? Струной пою ему в ответ,
ловлю его посыл, и нерв, и аромат.
К чему его пытать на прочность, на просвет
критическим огнём, сарказмом, мерзлотой,
на пазлы-позвонки делить его хребет?
Он состоялся здесь, он как бутон тугой
един и чуток к свету. И когда распят,
воскреснет. Отпусти, сказав: лети и пой!
Поделимся стихами? Просто так,
Как делятся по-честному горбушкой,
Глотком из пущенной по кругу кружки,
А не за похвалу или пятак?
Поделимся? Я знаю, попадут
Кому-то в точки солнечных сплетений
Фотоны стихотворных озарений
Моих — как дар, не в суд-да-пересуд.
Пусть чьи-то жадно мечутся глаза
По ярмарке тщеславия впустую.
Когда своё и вышнее рифмуют,
Тягаться – бесполезная стезя.
А можно лишь, вытягивая нить
Из жара поэтической реторты,
Биение пылающей аорты
По кругу светлым импульсом пустить.
Нерешённость из вышнего мира
эфемерным мерцающим сгустком,
благодатью священного миро —
на листок, развернувшийся с хрустом.
Зацепились за строку глазами,
а потом вцепились пятернёй,
хлеще, чем «дзюдаи» на татами,
да ещё зубами. Да толпой.
циклическая липограмма
…как на белое — белый Пегас
светлоокий слетит, беловлас,
я скользну с мелководья листа,
соль и слово смешаю в устах,
истомлённый, из самых глубин,
заплескается зов лебедин
в несказанные дали лететь,
и силки одолею, и сеть,
о своём нашепчу камышу
и по белому светом пишу…
как на белое… (читаем сначала))
Вот страница, взором тронь
знаки, метки и штрихи —
будто тёплая ладонь,
а на ней — тебе стихи.
Зов глубин вселенских сфер
(скальпель, жало-остриё)
тонко тронет нужный нерв,
и почувствуешь: твоё.
Белым шумом здесь и днесь —
рой словесной шелухи,
недомолвки, суд и лесть…
Тише, тише (тут стихи).