И вновь сентябрь штампует под копирку
Пейзажи в гамме золотого цвета.
Дожди на лужах, как осенний циркуль,
Число попыток скупо чертят лету.

Арбузным соком, каплей по тарелке,
Антоновкой, по реплике Ньютона,
Стекают книзу часовые стрелки,
Являя срок природного канона.

Пора, пора в зеленую беспечность
Налить немного света и печали.
Свернулось время в символ «бесконечность»,
На пестром разноцветном покрывале.

И вспомнится уют свечи и пледа.
Укрыт мой сон, в нем осень – мне подруга.
Но я – одна. Не клеится беседа.
Она – одна. Нам не согреть друг друга.

О, озеро июньское – с разбега,
О, трав июля сонное томленье,
О, августа с медовым вкусом нега,
Венком сплетаясь в круге ощущений,

Вы заслужили твердое «отлично»!
Так хочется вдогонку: мало, мало!
Но осень с увяданьем фееричным
Я оценю таким же высшим баллом.

Под листопад и перебор гитары
Наполню песню я минорным строем.
Спою о том, как важно, если – пара,
И что теплее, если в осень – двое,

Когда мы в мире хмури и апатий
Сумятицу и сложность наших эго
Соединяем обручем объятий,
В единый круг солярным оберегом.

Я эту осень закреплю на пяльцы,
Пусть каждый день любовью будет вышит.
Целуя, на руке считаешь пальцы,
В мою ладонь щекотно рифмой дышишь.

Сотрутся рамки между сном и сущим,
И под напев старинный клавесина,
Мне осень померещится плывущим
Червонным силуэтом лебединым.

Ярмо греха и тяготы болезней
в пучину Леты камнем увлекут.
В последний миг хочу излиться песней –
сердечным откровением, без пут!

Взовьётся песня, ей не будет ровни,
затихнет мир над финишем тропы.
Растерянно нацелится терновник
на то, во что нельзя вонзить шипы.

А песня, обережный импульс света
на перекрёстки жизненных дорог,
в людские души унесённый ветром –
посеет новой повести пролог.

Полновесным, благосклонным
Яблоком своим имперским,
Как дитя, играешь, август.
Как ладонью, гладишь сердце
Именем своим имперским…
Марина Цветаева

В Храме Августа солнечный свет –
высшей пробы червонное золото –
грациозный вершит пируэт
на пороге осеннего холода.

Привкус свежести теплых ветров
растворился в прозрачности далей,
преломляются строки стихов
в многогранном зеленом кристалле.

В Храме Августа, как на парад –
гладиолусы и георгины,
и возносит в ночи звездопад
до заоблачной личной вершины.

Время медленно мёдом течёт,
облака не спешат на плаву,
и вершится для лета отсчет
стуком яблок, упавших в траву,

Виноградная пёстрая сень,
блюдце пенок от варки варенья,
и задумчиво-лакомый день
моего в этот мир появленья.

Август, будем еще на балу,
говоря между львицами нами!
Причащаюсь к добру и теплу
я в твоем заповеданном храме.

Чтоб реальность суровых вещей
мне искать не мешала ответы,
потому что так много в душе
твоего золотистого света.

Зе́лен липень, лета маковка –
чудотворный, точно Леля сон!
Лей колосьям яро злато, как
заповеданное Велесом!

У снопов вихры янтарные,
рожаницей рожь повызрела –
вволю велесова дара ей
под венцом у лета издревле.

Читать далее →

Травяной живу фантасмагорией,
как в зелёном плаваю вине.
Голубыми звёздами цикория
это лето строит глазки мне…

Улыбнусь, свернув косичку бубликом.
Неба, трав и мыслей кавардак…
Мне сейчас воздушно и голубенько,
пью июль по капле… самый смак.

Человек не особенно сведущ
во вчера.
Что случилось в прошедшую среду,
подзабыл.
Повседневность отца или деда –
что игра
с отголосками камня, и следа,
и чернил.

Глубока старина без предела,
дна-то нет.
Утекло, отгорело, истлело –
можешь, чти.
Мы в крови носим, что уцелело –
тень и свет.
Алой ниточкой истина зрела,
как найти?

О минувшем преданий немало –
небылиц?
Но не зря вековые орала
рыли твердь.
Ищем толк на своих перевалах
с тех крупиц,
чтоб во лжи от азов до финала
не истлеть.

Тонким росчерком в вазе – веточки,
Прикоснешься к пушинкам – славные.
Так недавно была я девочкой,
За плечом безопасным маминым.

Раскрывались глаза окошками,
Расстилался мир самобранкою.
Прикасалась к нему ладошками,
Безоружная, спозаранку я.

И стихами наивно-первыми
Распускалась, как в невесомости.
Постигала науку нежности
И любви своей безусловности.

Раскрывалась душою, радуя,
Рисовала реальность сказками,
Верой-правдою, как лампадою,
Согревать все хотела ласково.

На окне в тонкой вазе – вербочки,
Стекла в доме промыты – чистые.
За плечом укрываю девочку,
Себя – белую и пушистую.

О, весна без конца и без краю!
А.Блок

Отпущу-ка по ветру печали,
Вытрясая хандру из себя,
Ерунду пропою, теребя
Старомодные кисточки шали,

Наплету хитроумные косы,
Антуражем приветствуя март.
Беззаботный охватит азарт
Естество опьяневшей берёзы.

Золотое в ручьях переливом
Куролесит, и утром в тиши
Отогрето шумят камыши,
Неодетые, шепчутся ивы,

Целомудренно скрыты туманом –
Аметистово-розовый флёр.
И открыт нараспашку простор,
Безнадёжно крылатым желанный.

Еле-еле в несмелом зелёном –
Зачарованно дремлющий лес,
Кистепёрые дали небес,
Романтичные старые клёны.

А на белом листе – серебро.
Юным светом исходит перо…

На распутье неотступны бури лютые.
Отпущу клубочек: “Коротко ли, длинно ли –
проводи, веди до счастья нитку-линию,” –
и пойду за ним, в железное обутая.

Читать далее →

Уйти от прелестей системы –
канонов, строя, рамок, темы,
забыть регламенты и мемы,
сойти безбашенно с орбит.
Когда сбоит,
не значит – скорая поломка.
По кромке
идти, в ином наполовину,
не маять спину
неволей тягостных поклонов.
И сталь пилонов
не делать посохом в пути.
По спелым росам
брести
куда глаза глядят.
Гроза ли, дебри будут в тему,
и только жаль чуть-чуть систему,
за ад, удерживая власть,
ни разу не насытить пасть.

Вот он я, глядите, я!
Слышите, шуткую?
Суесловия струя
плещет не впустую.

Языком остёр и лют,
я не сер, что ценно.
У меня по жизни зуд
мниться суперменом

у приплюснутой толпы,
выпуклиться круто.
Если многие тупы,
верхним быть кому-то.

Плоскость – плебс, тут я – бугор,
по уму боярин,
я витийствую без шор –
тем и популярен.

Но нередко в тишине
жутко до икоты:
изнутри сквозит во мне
серенькое что-то.

Земля пока не приодета,
еще в обрывках зимних снов,
и небо льёт потоки света
земле на бледное лицо.

В неверной милости апреля
трепещет рощица осин.
Сквозит зеленой акварелью
узор оттаявших вершин.

А наледи вчерашней боли
врачуют теплые ветра.
Взволнованно вздыхает поле,
томясь и радуясь: пора…

Предвосхищение полёта,
а плен, оковы – морок.
Болото, сыр бор, колен дрожь –
всё ложь
наперекор себе, крылатой.
Утрата
трепета исходного –
хищение пылинки от сансары, грех.
Поманит лепет, светотени камышей,
тропинка – струна гитары – тянет
вверх.
За дрёмой век – вселенский жар,
планеты принца розовые зори,
стожарый ветер в оперении ресниц,
грусть
о неявленном – тянусь
через дефис
натура
–
высь.